Я заберу твой Дар. Долг. И. Барс
положении», я резко сдала «заднюю» в поисках деда и попросила папу помочь мне исчезнуть. Он изумился, но новых вопросов задавать не стал. К тому же новость о моей беременности оказалась значительно ошеломляющей, чем непоследовательная просьба. Родители понимали, что ребенка мне не ветром надуло. Это случилось во время моего похищения. Поэтому первые дни они не знали, как реагировать на эту весть. Я же, пребывая в полной прострации и в состоянии переоценки ценностей, практически не разговаривала. Предполагая самое страшное, родители боялись потревожить меня лишним словом.
Ребенок был неожиданным, но желанным. Мое сердце разрывалось от тоски, что придется проститься с Рэйгаром. Однако я навсегда останусь с ним связана. Часть его отныне всегда будет со мной. Это наполняло мою душу печальным счастьем. Самый большой дар принадлежал мне. Я сделаю всё, чтобы сберечь его.
Стоило родителям понять, что ребенок желанен – они облегченно выдохнули и решили сконцентрироваться на нем, коль из меня выпытать ничего не удавалось. Точнее, так решил отец. Мама же, являясь натурой более дотошной, время от времени топталась на моих мозолях. Мое раненое сердце, отданное в жертву хладнокровному разуму, принявшему решение отказаться от Рэйгара, обливалось кровавыми слезами. Мне отчаянно хотелось поделиться с кем-то своей болью. А коварные гормоны постоянно подначивали излить душу. В итоге, на последних неделях беременности, когда тащить эту тяжесть в одиночестве казалось уже невозможно, я выложила маме всю историю, как на духу. Латона Сергеевна – единственная в мире женщина, которая могла мне поверить. И она поверила. После, мы вместе рыдали полночи, лежа в свете луны, струящемся сквозь серебряный тюль. Болезненная тоска никуда не исчезла, но терпеть ее стало легче, будто половину тяжести забрала себе мама.
По моей просьбе, никто не знал о возвращении меня из «плена». Даже Денис, который стабильно звонил Латоне раз в три дня и спрашивал, нет ли новостей обо мне. Я не хотела его видеть. И на это было слишком много причин. Но сколько бы их ни было, главное то, что любви у меня к нему не осталось. Уважение, восхищение, симпатия, благодарность, но не любовь. Я не хотела делать ему больно, так что милосерднее для него – не знать о моем возвращении.
Единственным условием папы, согласившемся отпустить нас мотаться по свету, стало непременное посещение тренера по самозащите. С трудом, но мне всё же удалось убедить его в глупости подобных занятий, так как никакая самозащита не поможет, если меня вновь отыщут те же похитители. Да и беременность не самое лучшее состояние для подобных уроков. Тогда он согласился заменить тренера по рукопашке на тренера по огневой подготовке и, параллельно, достал мне разрешение на ношение огнестрельного оружия. Здесь я перечить не стала. Если ему так будет спокойнее, пожалуйста. Да и мне какое-никакое развлечение. Говорить, что пистолет против грайдеров тоже вряд ли поможет, не стоило. Новых вопросов мне не хотелось.
Мы с мамой исчезли практически сразу,