Книги Якова. Ольга Токарчук
и глупые. Не доверяй ему слишком сильно, иначе он над тобой посмеется, – таким его Нахман тоже видел, хотя на Нахмана он пока еще свой взгляд стервятника не поднял. В результате Яков кажется вроде бы своим и равным, но поговорив с ним минуту, понимаешь, что он не свой и никому не равен.
Жених собирается уезжать. Иегуда Леви бен-Това, тесть Якова, нашел для него хорошую работу в Крайове. Это большой город, расположенный на берегу Дуная, ворота между севером и югом. У Товы там шурин, успешный торговец, они с Яковом будут заниматься его складом – получать и рассылать товары, выставлять счета. Всей это сложной торговой сетью управляет Осман из Черновцов, человек чрезвычайно предприимчивый; про него говорят: к чему ни прикоснется, все обращает в золото. Золото течет из Польши, из Моравии, им расплачиваются за товары – турецкие и другие, которых не достать на севере. Почему в Польше не делают шапки из шерстяного фетра? Почему не ткут ковры? А фарфор, стекло? Там мало что делают, все привозное, поэтому на границе нужен такой человек, как Осман, соль земли, которая помогает проводимости импульсов мира. Он пузат, одевается в турецкое платье. В тюрбане, венчающем загорелое лицо, – совершенный турок.
Реб Мордке остается в Никополе; он стар, он устал. Ему нужны мягкие подушки, чистое постельное белье, его миссия окончена, тайна открыта, Яков сосватан и женат, стал взрослым мужчиной. В механизме мира исправлена одна сломанная шестеренка. Теперь реб Мордке может отступить в тень, в клубы табачного дыма.
Завтра все расстанутся. Яков с юным Гершеле бен-Зебу, двоюродным братом Ханы, отправятся в Крайову, а Нахман вернется в Польшу. Привезет добрые вести братьям на Подолье, в Рогатин, Глинно и Буск, а потом наконец окажется дома. Он думает об этом со смесью радости и недовольства. Домой возвращаться непросто – это всем известно.
Прощаются еще до наступления полуночи. Женщин отправили спать, закрыли двери. Теперь мужчины пьют никопольское вино и, забавляясь крошками хлеба на столе, собирая их в кучки, скатывая в шарики, строят планы на будущее. Нуссен уже уснул на тюке хлопка, закрыл свой единственный глаз и не видит, как Яков с мутным взглядом гладит Нахмана по лицу, а тот, совсем пьяный, кладет голову ему на грудь.
На рассвете, еще не совсем проснувшись, Нахман садится в повозку, которая доставит путешественников в Бухарест; золото – все, что он заработал за поездку, – зашито в светлый лапсердак. Еще Нахман везет десяток с лишним бутылок с маслом алоэ, которое в Польше можно продать в несколько раз дороже. Прячет поглубже в карман белого шерстяного пальто, купленного на никопольском рынке, комок ароматного опиума. Еще в повозке – сумка с письмами и целый ящик подарков для женщин. По веснушчатому, обветренному лицу текут слезы, но сразу за городской заставой Нахмана охватывает такая радость, что кажется, будто по каменистой дороге он мчится навстречу восходящему, слепящему глаза солнцу.
Нахману повезло: в Бухаресте он присоединяется к каравану каменецкой