.
как привидение. Электричество вспыхнуло, снова освещая дворец.
Король, держа револьвер, даже не шелохнулся.
Полураздетая Драга пошла прямо на Аписа:
– Убей меня! Только не трогай несчастного…
В руке Машина блеснула сабля, и лезвие рассекло лицо женщины, отрубив ей подбородок. Она не упала. И мужественно приняла смерть, своим же телом закрывая последнего из династии Обреновичей… Король стоял в тени белого манекена, посверкивая очками, внешне ко всему безучастный.
– Я хотел только любви, – вдруг сказал он.
– Бей! – раздался клич, и разом застучали револьверы!
– Сербия свободна! – возвестил Костич. – Открыть окно…
Офицеры выругались, но их брань, с поминанием сил вышних, звучала кощунственно.
– Помоги, друже, – обратились они ко мне.
Я взял короля за ноги, он полетел в окно. Развеваясь юбками и волосами, следом за ним закувыркалась и Драга.
– Мать их всех в поднебесную! – закричали сербы.
В углу гардеробной еще белел призрачный манекен, на котором было распялено платье королевы, в каком она только что пела на придворном концерте. Это платье мы разодрали в клочья, чтобы перевязать свои раны. Военный оркестр на площади перед конаком начал играть: «Дрина, вода течет холодная…» Только теперь я заметил лицо Аписа, искаженное дикой болью:
– Не повезло… три сразу. Три пули в меня!
Но с тремя пулями в громадном теле «бык» еще держался на ногах. С улицы громыхнули пушки, возвещая народу: ДИНАСТИЯ ОБРЕНОВИЧЕЙ ПЕРЕСТАЛА СУЩЕСТВОВАТЬ! Белград просыпался, встревоженный этой вестью, ликующие толпы сбегались к конаку:
– Хотим королем Петра, внука славного Кара-Георгия…
Я слышал, как Живкович спрашивал:
– Знать бы, что подумают теперь в Вене?
– Мнение Петербурга для нас важнее, – отвечал Апис…
Сквозняки перемещали клубы дыма по комнатам конака. Придя в себя, я начал сознавать, через какую я прошел мясорубку. В конак прибежал посыльный, доложил, что президент страны Цинцар Маркович и военный министр Павлович вытащены из квартир на улицы и расстреляны на порогах своих домов:
– Там их жены… плачут! Рвут на себе волосы…
– Так и надо, – ответил Апис. – Братьев Луневацев тащите в казарму Дунайской дивизии, всадите штыки в этих зазнавшихся франтов, пожелавших быть королями… Всех перебьем!
Мне дали коляску, чтобы я ехал в тюрьму Нейбоша.
– Уедненье или смрт! Живео Србия!
Оркестры, двигаясь по улицам, выдували из труб:
Дрина! Вода течет холодная,
Зато кровь у сербов горячая…
Дрина для сербов – как Волга для нас, русских.
(Существенное примечание: советские историки долгие годы обходили стороной майские события в конаке Белграда, и лишь в 1977 году была сделана попытка осмыслить все то, что повернуло Сербию от Австрии лицом к России.)
Сколько я прожил на белом свете, всегда умел держать себя в руках, а истерика со мною случилась только однажды в жизни –