Её измена. Лила Каттен
вовсе.
«Какая же дурацкая мысль», – усмехаюсь произнесенной мысленно глупости.
Дурацкий день. И день, когда все окончательно изменилось. День, когда я перестала быть собой. Потерялась в дебрях совести, одиночества, верности… И дело тут не в любви или нелюбви.
Странный подбор слов, но самый идеальный. А может, это случилось раньше? Может сегодня, я просто завершила падение нашего с Владом брака, которое начала задолго до?
То, что сделала я, можно объяснить, но понять или же простить, сомневаюсь. Я и сама с трудом верю в то, что натворила. И мне бы хотелось притвориться. Сказать и представить, что это была не я… Но это была я. Я и он.
Я замужняя женщина. Имеющая маленькую дочь трех с половиной лет. И он, свободный мужчина. Мужчина, который проявил ко мне внимание и попал точно в цель, когда я оказалась уязвима.
Каким образом примерная мать и верная, до этого дня, женщина сегодня оказалась замарана страшным словом – неверность, предательство, измена?
Каким образом я сегодня могу сравнить себя с той же грязью на асфальте. Но при этом буду еще более отвратительной и мерзкой?
Каким образом?
Прихожу к своему дому и смотрю наверх. Туда, где на пятом этаже. В квартире. Сидят мои муж и дочка. Ждут меня.
А я не могу пошевелиться.
Я чувствую себя такой ничтожной, такой грязной.
Что мне делать? Как поступить?
Забываются все причины, подтолкнувшие к этому, а их предостаточно.
– Кажется, это совесть, Лида.
Звонок от Влада снова врывается в мой мысленный мир, и я иду вперед, двигаясь с места. Поднимаюсь в квартиру и, открыв дверь, вхожу.
Пространство квартиры заполнено криком дочери. Не плач, а именно крик. Она играет во что-то, как всегда эмоционально.
Оставляю на пороге свою верхнюю одежду, обувь и сумку, я ступаю дальше и встречаюсь с разъяренным лицом мужа.
Он кипит от злости. Он меня почти ненавидит. А может быть наречие «почти» и вовсе можно убрать.
– Ты вообще охренела, Лида? – шипит он, чтобы не орать в присутствии Леры. – Ты видела время? – тычет в циферблат часов на своей руке.
И тут все мои душевные терзания, которые до этого меня душили противным шлейфом оттого, что было в номере отеля, моментом испаряются. Под гнетом вины я и правда забыла, что меня толкнуло в объятия чужого мужчины. Сейчас я все вспомнила. И от боли моего собственного предательства не осталось и следа. Быть может, где-то на дне чаши воспоминаний, но не на поверхности.
– Вижу, семь вечера, и? – безразлично отвечаю ему, начав свои волосы собирать в обычный пучок, стоя перед зеркалом.
– «И», твою мать? Я тебе сказал, что я сегодня иду с друзьями в бар смотреть футбол. Ты нарочно?
Вот и все.
Он не видит дорожек слез, почти высохших на моих щеках. Он бы их не заметил, даже если бы я плакала прямо сейчас, в ту секунду, когда он носился по квартире в поисках своего портмоне и ключей от машины.
Он не видит ничего уже долгое время. Или мы оба ослепли. Ведь когда я выходила, в моем сердце