Вынужденная посадка. Марк Москвитин
бы тоже люди…
– Именно тоже. По одну сторону – люди, по другую – тоже люди. По-простому – бесы.
– Ав чём тут причина, как считаете?
– Демократия и свобода бизнеса. Вся «независимая» журналистика кому-то прислуживает. Телевидение, кинопрокат… Театры… Большой театр ставит Сорокина. Это, по-вашему, что?
– Позор. Национальный позор.
– Поздравляю, мы с вами единомышленники. Но деньги- то не пахнут! Богатый человек желает смотреть не где попало, а в Большом театре Сорокина, Баркова, хоть бомжа подзаборного. Ну, вкусы у него такие. Проявите понимание, чёрт возьми! Ан нет. Большой театр проявлять понимание не хочет, брезгливо морщится, хамит, кивает на вековые культурные традиции. И тогда… в Большом театре меняется руководство. Совершенно, как вы понимаете, естественным образом.
– Да уж, «естественным»…
– Мы, технологи, появились неспроста. Прежняя система оказалась бессильна. По разным «объективным» причинам. Худому танцору всегда что-то мешает.
– Знаем, что… – улыбнулся я. – Но вы-то оказались добрыми танцорами. Только как же быть с равновесием в мире между добром и злом? Уничтожите зло – что тогда?
– Зло порождает горе.
– А не познавши горя, разве сможем ценить счастье?
– Если уж без горя никак, пусть оно сидит в своих естественных резервациях: смерть близких, несчастная любовь, непонимание, творческие неудачи… Да мало ли! А если кто причиняет другим несчастье сознательно, ради собственной выгоды – от таких мир надо чистить. Что они нарушители закона, это примелькалось и не звучит. Главное, что они – угроза несчастья, сеятели горя.
– Вы, Ярослав Матвеевич, явно окончили ефремовскую Академию Горя и Радости.
И сразу я пожалел о сказанном. Лицо собеседника дрогнуло, как от внезапной боли. Меня обдало волной трагического надлома… Генерал овладел собой, произнёс медленно, ровным голосом:
– Каждый в ней учится. Кто-то оканчивает полный курс, кто-то нет…
Я посмотрел на часы и встал.
– Пойду, пожалуй… Между прочим, правильно, что вы сначала ликвидируете низы криминала. Сделали себе имидж и при этом не очень всполошили верхи. Кроме самых умных. Выглядите этакими «уличными патрулями»…
– Самые умные, как обычно, обречены на непонимание. Вещие Кассандры…
Мы спустились вниз, подошли к тёмно-синему
«Святогору».
– Не самая престижная телега, – чуть смущённо улыбнулся я. – Но возит исправно. Не подводит.
– Да что нам это… – пренебрежительно бросил Ярослав Матвеевич. – Мы сами – престижные люди. Наш с вами престиж в том, что мы делаем.
…Я перестраивался в левый ряд, тормозил перед светофором – а в ушах всё звучал негромкий голос обаятельно-ядовитого генерала:
– Мы взяли штурмом первый этаж. Теперь пойдём выше. А о добре и зле, Григорий Захарович, не беспокойтесь. Мировое зло далеко не исчерпывается криминалом. Если мне с моими бойцами когда-нибудь и удастся вывесить с чердака знамя Победы – это