Вовка-центровой. Среди легенд. Андрей Шопперт
Казанского ханства явление неординарное.
– Ты, сучонок, у меня на Сахалин поедешь, завтра же рядовым, там будешь между медведями порядок наводить. На допросы их вызывать.
– Товарищ генерал-полковник, разрешите…
– Пошел вон отсюда. Кругом. Шагом марш. Да, б****, ты и ходить не умеешь. Кто тут старший есть?
И еще пять минут в том же духе. Потом глянул на сидевшего в изоляторе за решеткой Вовку.
– За женщину заступился. От насильника спас. Молодец. Орел. Ты меня, Владимир, второй раз удивляешь. Часов в десять зайди ко мне в вагон.
Вовка добрался до своего места. Попросил что-то шмыгающую носом проводницу разбудить его в девять, мол, «енерал» видеть хотят, опять угнездился под матрасом, но тут его потрясли за ногу. Оба-на! Проводница.
А у этой проводницы
Шелковистые ресницы!
Ты мне долго-долго будешь сниться,
Проводница, проводница, —
пропел Вовка полушепотом.
Татьяна охнула. Татьяна присела. Татьяна схватилась за щеки.
– Боже…
– Тихо. Тихо. Это песня есть такая. Чего вы хотели?
Убрала руки от щек и одной шлепнула по одеяло-матрасу. Приблизительно по тому месту, где у Вовки зад выпячивался.
– Напугали женщину. У меня сын.
– Поздравляю вас. Вы что-то хотели? – Ну их, этих проводниц.
– Владимир, мне все равно не спать. Ты, если хочешь, иди в мое купе. Там и сквозняков нет, и одеяло у меня толстое.
А чего? Поспать в тепле хоть до девяти часов. Пошел. И прямо вырубило. Еле растолкала его Татьяна. За окнами сумерки еще. Только светать начало.
– Девять часов, Володя. Я тут чай заварила. Будешь с сухариками? Папа жарит с чесночком и лучком.
– Конечно, пойду, умоюсь и зубы почищу.
– Кхм. Там очередь. Большая. Ты лучше к дяде Ване в вагон. Ну, к Ивану Никифоровичу, у него вагон купейный – пассажиров не много.
Зря сухариками хрустел. Теперь выхлоп чесноком. Как от Ван Хельсинга, ну, который с вампирами рубился. Выглянул Вовка в коридор. А там опять очередь. Так и поперся к генералу. Горынычем.
Вагон не производил впечатления – дорохо-бохато. Потертое зеленое сукно на столе, да еще и в кляксах чернил. Стулья разномастные. Не для веселого путешествия апартаменты, для рабочих поездок. Вот и к приему Фомина никто не готовился и разносолов с икрой черной и заморской баклажанной не выставлял. За длинным столом для совещаний из закусок был только графин с водой. Сам председатель всесоюзного общества «Динамо» сидел за письменным столом, заваленным бумагами, и что-то строчил перьевой ручкой, часто макая ее бедную с головой в обычную стеклянную непроливайку.
– А, Володя. Ты в следующий раз днем дерись. Разбудили среди ночи, так и не уснул больше. Поворочался и работать пошел. – Аполлонов и правда осунувшимся выглядел.
– Я…
– Да я шучу. Слушай, Володя, я что хотел спросить-то. Вот у тебя форма была другая. Где взял?
Н-да. Где взял,