Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти. Джозеф С. Рейнгольд
«Каждый, кто придерживается рационалистической точки зрения на этот предмет, психологически изолирует себя, а также идет против своей собственной человеческой природы». Подобным же образом Eissler (9) рассматривает смерть как исполненный значения процесс, в котором предшествующая жизнь находит свое завершение, и посредством которого все предшествующие жизненные процессы сходятся в одну точку. Он основывается на предположении, что человеческая смерть всегда является конечным результатом всей его жизненной истории, и не может произойти вне связи с динамическим развитием личности этого человека. В этом случае смерть является необходимым, логическим и осознаваемым результатом жизненного процесса. По моему мнению, это крайнее выражение психического детерминизма весьма уязвимо; хотя в некоторых случаях смерть можно представить себе как некое завершение динамических тенденций, само это завершение вовсе не является выполнением предназначения. Хотя некоторые личные побуждения могут найти свое удовлетворение в связи со смертью, все же ее абстрактное значение как исполнение некоего предназначения кажется мне мистическим.
Marcuse (21) считает, что позитивная установка по отношению к смерти возникла в ходе исторического процесса. Он указывает, что, по мере развития западного мышления, интерпретация смерти варьировала от понятия смерти как простого естественного явления до идеи смерти как цели жизни, отличительной черте человеческого существования. «Восхваление» смерти берет свое начало именно здесь: смерть придает жизни «смысл», она – предваряющее условие «истинной» жизни человека. Осознанное принятие смерти считается прерогативой человека, знаком его свободы. Marcuse видит «странный мазохизм» в тенденции некоторых философов превращать бессмысленное и жестокое явление в экзистенциальную привилегию. Значение смерти, по его мнению, эмпирическое и поэтому, в конечном счете, историческое. Существует необходимость пожертвовать жизнью отдельного индивидуума ради того, чтобы продолжалась жизнь «целого», – не вида как такового, а совокупности социальных институтов и отношений, установленных людьми. Без подтверждения своей приоритетности эта совокупность может оказаться под угрозой разрушения. Он даже предполагает, что инстинкт смерти не является в первую очередь биологическим, но стал «второй натурой» под воздействием цивилизации.
Мы не можем дать точное определение абстрактной экзистенциалистской концепции смерти потому, что экзистенциализм имеет дело с конкретным человеком и с непосредственностью его личного опыта. Также мы не можем поместить экзистенциализм ни на сторону, придерживающуюся мнения об ограниченности жизни, ни на сторону, считающую ее бесконечной, так как в то время как одна школа трактует смерть как небытие, другая выступает за бессмертие в религиозном или метафизическом контексте. Для Сартра (Sartre) (23) смерть это то, что в принципе уничтожает весь смысл жизни; для Heidegger (24) встреча со смертью дарует «аутентичность» существования