Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое. Поль Кюглер
отталкивает его, говорит, что неужели он думает, что ее можно так обнимать. Он отвечает, что это дозволено».
[20] Freud, Interpretation of Dreams, p. 354.
[21] там же, p. 409. Этот сон и ассоциации имеются на английском и в оригинальном немецком тексте. (См. Die Traumdeutung, uber den Traum, p. 379.)
[22] там же
[23] там же., p. 410.
[24] Freud, The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, vol. 13 (19131914), trans. and gen. ed., James Strachey (London: Hogarth Press, 1958), p. 56.
[25] Theodore Thass-Thienemann, The Interpretation of Language, Vol. 1 (New York: Jason Aronson, 1973). p. 179 [курсив мой].
[26] там же., p. 179.
[27] Thass-Thienemann, Interpretation of Language, 1:83.
[28] Jung, Experimental Researches, p. 418.
[29] Как Фрейд, так и Тасс-Тинеманн, ставят под сомнение странные образы, связывающие сексуальность, гвоздику и цветы. Фрейд предполагает, что Супер-Эго частично подавляет дремлющее во сне желание сексуального общения и преобразует его в образ цветов. Иное объяснение дает Тасс-Тинеманн, который предполагает, что связь между цветами, кровью и сексуальностью «была некогда естественной ассоциацией, в те времена, когда ничего не было известно о разделении о коренном разделении живого мира на людей, животных и растений, когда органический мир рассматривался как единое целое. Цветы являются детородным органом растения, у них, как у женщин, бывает кровотечение.» («Интерпретация Языка», 1: 180-81). Обе теории сводятся к причинным связям и содержат естественную ошибку, когда выводят воображаемое в реальный мир. Фрейд приводит лексические названия элементов цветов в соответствие с подразумеваемыми ими сексуальными компонентами. Возвращение ассоциаций во времена, предшествовавшие разделению органического мира на людей и природные явления, тоже не представляется удовлетворительным. Ни одно из объяснений не адекватно живой имагинальной силе существующего в наши дни лингвистического комплекса. Образный комплекс представляет собой тотальную структуру, которая не может быть сведена к тому или иному элементу, существующему в природе.
[30] там же p. 182.
[31] там же., p. 181.
[32] Исследования Юнга показали, что с погружением в бессознательное «ассоциации будут во все большей мере испытывать влияние звука, пока он не останется единственным фактором, который определяет ассоциации». На бессознательном уровне ассоциации соответствуют фонетическому созвучию в живом языке (они синхронны), а не историческим аналогиям, нашедшим отражение в этимологии. По просьбе Юнга, Адольф Эбершвеллер провел эксперименты, связанные с лингвистическими компонентами ассоциаций, «которые обнаружили примечательный факт, показавший, что во время ассоциативных тестов на интрапсихическую ассоциацию влияет фонетический фактор». Эксперименты продемонстрировали, что «тенденция формировать смысловые ассоциации, вызываемые стимулирующим словом, препятствуют звуковым ассоциациям». (Юнг, Символы «Трансформации», М. 2000, сноска 13 на стр.31) Однако с ростом уровня бессознательного «на реакцию все более значительное влияние будет оказывать звучание, пока, наконец, не останутся только звуковые ассоциации». Адольф Эбершвеллер, «Исследования речевых компонентов ассоциаций». «Allgemeine Zeitschrift fuer Psychiatrie» (Berlin) 65 (1908): 240-71.
[33] В своей докторской диссертации (университет штата Коннектикут) на тему «Тайна черной хризантемы: Применение Чарльзом Олсоном работ К. Г. Юнга», 1979, Чарльз Стейн рассматривает предложение Олсона о поэтическом творчестве, основанном на «обращении со словами как с объектами», находящимися в языковом поле, полностью состоящем из фонетических взаимоотношений. «Два сходных по звучанию слова займут близкие позиции в