Похититель трупов. Джек Лондон
небылицу, и ему почти удалось убедить нас в том, что все это на самом деле было!.. Но тут вдруг мгновенно лицо у Клейтона изменилось.
Оно изменилось. Изменилось, как освещенный дом меняет свой вид, когда огни в нем неожиданно погаснут. Глаза как будто остановились, улыбка застыла на губах, он стоял безмолвно – стоял, едва заметно покачиваясь.
И этот миг тоже показался вечностью. А потом, знаете, загромыхали стулья, падали какие-то вещи, мы все вскочили. Колени у него как будто подогнулись, и он упал лицом вперед. Ивенс вскочил и подхватил его под руки…
Мы были ошеломлены. С минуту, по-моему, никто не мог сказать ничего связного. Мы поверили – и в то же время не могли поверить… Я вышел из оцепенения и понял, что стою на коленях около него: жилет и рубашка у него были разодраны, рука Сандерсона лежала на его сердце…
Да… Пред нами был простой факт, и можно было уже особенно не торопиться с тем, чтобы осмыслить его. Мы стояли перед этим фактом целый час. Он гнетет меня в воспоминаниях и доныне – все еще мрачный и поражающий. Клейтон действительно ушел в мир, который лежит близко и в то же время так далеко от нашего, перешел туда единственным путем, который доступен смертному. Но перешел ли он туда при помощи чар того жалкого призрака или он был случайно поражен ударом в то время, как рассказывал нам разные небылицы, в чем позже хотело убедить нас судебное следствие, это не имеет значения для меня; это одна из тех необъяснимых загадок, которая должна остаться неразрешимой, пока не наступит окончательное разрешение всего. Достоверно я знаю только то, что в тот самый момент, именно в то мгновение этих заключительных пассов он изменился, зашатался и упал перед нами мертвый!
Перевод А. Туфанова, 1924 г.
Герберт Уэллс
Паучья долина
Когда три всадника в полдень обогнули излучину потока, перед ними открылась широкая, просторная долина. Прихотливо-извилистый каменистый овраг, вдоль которого они долго преследовали беглецов, перешел в широкий откос, и все трое одновременно съехали с тропинки и направились к маленькому пригорку, поросшему масличными деревьями; на пригорке они остановились: двое – впереди, и немного сзади их – третий всадник с серебряной наборной уздой.
Несколько мгновений они жадно пронизывали глазами огромное пространство внизу. Пустынное, оно уходило вдаль, только кое-где виднелись иссохшие терновые кусты, и еще дальше туманные намеки на какие-то, теперь уже пересохшие овраги уныло прорезывали желтую траву. Пурпурные дали сливались с голубоватыми склонами далеких холмов – холмов, быть может, зеленеющих, – а под ними, как будто невидимо поддерживаемые и висящие в лазури, высились горы со снежными вершинами, которые разрастались все шире и смелее к северо-западу, по мере того как бока долины сходились. И долина развертывалась к западу, заканчиваясь где-то под самым небом темным пятном, которое говорило, что там уже начинается лес. Но не к востоку или к западу были устремлены взоры всадников;