Семья вурдалака. Алексей Толстой
уже не горела, а в маленькое низенькое окошко возле самой моей постели вовсю светила луна, так что на пол и на стены ложились белые пятна вроде тех, что падают сейчас здесь, в гостиной, где мы с вами сидим, милостивые государыни. Я хотел заснуть, но не мог. Свою бессонницу я приписал влиянию лунного света и стал искать, чем бы завесить окно, но ничего не нашел. Тут за перегородкой глухо послышались голоса, и я прислушался.
– Ложись, жена, – сказал Георгий, – и ты, Петр, ложись, и ты, Зденка. Ни о чем не беспокойтесь, я посижу за вас.
– Да нет, Георгий, – отвечала жена, – уж скорее мне сидеть, ты прошлую ночь работал – наверно, устал. Да и так мне надо приглядеть за старшим мальчиком – ты же знаешь, ему со вчерашнего нездоровится!
– Будь спокойна и ложись, – говорил Георгий, – я посижу и за тебя!
– Да послушай, брат, – промолвила теперь нежным, тихим голосом Зденка, – по мне, так нечего и сидеть. Отец уже уснул, и смотри, как мирно и спокойно он спит.
– Ничего-то вы обе не понимаете, – возразил Георгий тоном, не допускающим противоречия. – Говорю вам – ложитесь, а я спать не буду.
Тут воцарилась полная тишина. Вскоре же я почувствовал, как отяжелели мои веки, и сон меня одолел.
Но вдруг дверь в комнату как будто медленно отворилась, и на пороге встал Горча. Я, впрочем, скорее догадывался об этом, чем видел его, потому что там, откуда он вышел, было совершенно темно. Его погасшие глаза – так мне чудилось – старались проникнуть в мои мысли и следили за тем, как подымается и опускается моя грудь. Потом он сделал шаг, еще другой, затем с чрезвычайной осторожностью, неслышно ступая, стал подходить ко мне. Вот одним прыжком он очутился у моей кровати. Я испытывал невыразимое чувство гнета, но неодолимая сила сковывала меня. Старик приблизил ко мне свое мертвенно-бледное лицо и так низко наклонился надо мною, что я словно ощущал его трупное дыхание. Тогда я сделал сверхъестественное усилие и проснулся весь в поту. В комнате не было никого, но, бросив взгляд на окно, я ясно увидел старика Горчу, который снаружи прильнул лицом к стеклу и не сводил с меня своих страшных глаз. У меня хватило силы, чтобы не закричать, и самообладания, чтобы не подняться с постели, как если бы я ничего и не видел. Старик, однако, приходил, по-видимому, лишь удостовериться, что я сплю, по крайней мере, он и не пытался войти ко мне и, внимательно на меня поглядев, отошел от окна, но я услышал, как он ходит в соседней комнате. Георгий заснул и храпел так, что стены чуть не сотрясались. В эту минуту кашлянул ребенок, и я различил голос Горчи, он спрашивал:
– Ты, малый, не спишь?
– Нет, дедушка, – отвечал мальчик, – мне бы с тобой поговорить.
– А, поговорить со мной? А о чем поговорить?
– Ты бы мне рассказал, как ты воевал с турками – я бы тоже пошел воевать с турками!
– Я, милый, так и думал и принес тебе маленький ятаган – завтра дам.
– Ты, дедушка, лучше дай сейчас – ведь ты не спишь.
– А почему ты, малый, раньше не говорил, пока светло было?
– Отец не позволил.
– Бережет