Потерянный мир. Почему сегодня идет война. Андрей Грачев
часть трассы будущего «железного занавеса», с обличением которого Черчилль выступил два года спустя в своей речи в Фултоне. Важная деталь: Черчилль не сообщил об этом соглашении своим американским союзникам, которые узнали о нем от советских партнеров.
Есть историки, готовые отнести начало холодной войны к еще более раннему прошлому. Так, Уолт Ростоу, советник по вопросам национальной безопасности при президентах Кеннеди и Джонсоне, относит начало холодной войны к зиме 1943 года, связывая ее с разгромом гитлеровских войск под Сталинградом.
Может показаться странным, что это решающее событие в истории Второй мировой войны, предопределившее будущее поражение нацизма и победу союзников, могло стать точкой отсчета разрыва их боевого союза. Однако, если глубже проанализировать историю формирования антигитлеровской коалиции и особенно противоречивый характер этого союза между главными западными демократиями и жестоким тоталитарным режимом, станут понятны причины ее хрупкости.
Ведь не надо забывать, что речь шла о союзе, продиктованном исключительными обстоятельствами: непримиримые соперники оказались вынуждены объединиться, несмотря на фундаментальные расхождения, чтобы противостоять смертельной опасности, которую для обоих представляло абсолютное Зло нацизма. Будучи яростным антикоммунистом, Черчилль заявлял, оправдывая свой союз со Сталиным, что если бы для победы над Гитлером ему понадобилось заключить союз с дьяволом, он нашел бы в нем «некоторые позитивные черты».
Несмотря на различия в ответах на вопрос о причинах холодной войны, очевидно одно: распад столь искусственной коалиции был неизбежен. Достаточно напомнить двусмысленный характер взаимоотношений между будущими членами коалиции накануне войны, чем Гитлер в полной мере воспользовался. Речь идет о взаимном глубоком недоверии, характерном в те годы для отношений Лондона и Парижа, с одной стороны, и Москвы – с другой. Каждый рассчитывал использовать нацистского монстра, подталкивая его в сторону соперника.
В этом состоял смысл их сепаратных попыток договориться с гитлеровским режимом, которые принимали форму сначала мюнхенских договоренностей 1938 года, заключенных с Гитлером Чемберленом и Даладье за счет Чехословакии, и год спустя – пакта Молотова – Риббентропа, подписанного в Москве в августе 1939 года. Как напоминал Генри Киссинджер, Риббентропа, возвратившегося в Берлин с фактическим согласием Сталина на германскую атаку против Польши, Гитлер назвал «вторым Бисмарком».
За этими символическими вехами, отмечавшими путь к неизбежной войне, скрывались взаимные подозрения, отражавшие противоположные идеологические позиции. Для Сталина все страны Запада, – будь то с демократическими режимами, как Англия и Франция, или нацистским, как Германия, и фашистским, как Италия, – были «мазаны единым мирром» и являлись классовыми врагами советской системы. Их различали нюансы, но в любой момент они могли объединиться