За горизонтом. Две повести. Татьяна Ильдимирова
в «Инстаграме» в цветущих яблонях и с охапками сирени, а Даша была здесь и никуда не могла выйти. Аня одна подошла и стала гладить ее по плачущей спине и говорить, что все будет хорошо. Остальные продолжали сидеть в телефонах.
Уже дома через некоторое время Даша вспомнила про Аню и попыталась найти ее в интернете. Она заходила на страницы различных Ань, Анн и Анюток Никитиных из своего города, но все оказывались не теми. Или Даша просто не могла узнать ее.
Время тянулось бесконечно. Даша быстро и беспощадно покромсала картошку, поставила ее на плиту и думать про нее забыла, пока вода не выкипела, а картошка не разварилась в лохмотья и все не пришлось делать заново. Потом она снова ходила с Соней на руках из комнаты в комнату, кругами от окна к окну, показывала машинки и птичек и прыгала с ней на фитболе, с которым надо бы уже начинать делать зарядку.
Несколько раз звонил городской. Даша не снимала трубку, потому что на городской звонили только Тамаре Ивановне. Дашин же телефон молчал, и на ее комментарии к фотографиям Лизы и Мадины никто так и не ответил. Наползала такая серая резиновая тоска, с которой остается только мыть посуду, качать пресс (фитбол!) или читать книги по программе (все равно когда-нибудь придется сдавать экзамены), хотя эти книги казались вязкими, надуманными и пыльными не только снаружи, но и внутри.
Когда становилось совсем невмоготу, Даша изо всех сил прижимала к себе Сонечку, своей щекой касалась маленькой мягкой щечки, и становилось чуть легче. На секунду отпускало.
Квартира была пыльной, тесной, потерто-коричневой, будто один большой старый шкаф. Даша, ненавидящая убираться, сама от себя не ожидая, чуть ли не каждый день протирала влажной тряпкой полки и скрипучие дощатые полы, но дышать проще не становилось. Здесь было много ковров, даже на стене в зале висел такой же ковер, как дома у бабушки, а в каждом углу стоял шкаф, стеллаж или тумбочка, сверху донизу набитые непонятно какими вещами. Книжные полки, будто забытые в старой библиотеке, с пожухлыми серыми, зелеными, коричневыми томами – их никто никогда не доставал. Уродливые статуэтки. Две полки серванта с праздничной посудой, предназначенной только для гостей. Последний раз в гости приходили ее, Дашины, родители – в июне, в день выписки из роддома. Они с Тамарой Ивановной и Димой пили чай с тортом, пока Даша в соседней комнате сначала кормила Соню, а потом, когда та уснула во время еды, просто лежала, смотрела в потолок и каждую секунду хотела домой.
До сих пор, задумавшись, Даша по пути домой сворачивала не в свой двор, а в соседний. Даша каждый раз искала глазами окна своей комнаты, потом кухни, потом – родительской спальни и, если вдруг все окна были темными в вечернее время, немного волновалась.
Папа не разговаривал с ней с того дня, как узнал, что Даша ждет ребенка. То есть говорил, но редко, сухо и по делу. Все равно что не говорил.
Когда Даша одна,