.
растерянные и ошеломленные». Рут и члены его миссии лоббировали в Белом доме оплату таких «материалов для подготовки к школе» в форме образовательных и информационных программ в России149. Когда миссия Рута завершила свою работу, ее члены говорили о возможности демократии с точки зрения русского национального характера. Русские обладали, по словам председателя Рута, «устойчивыми, достойными восхищения чертами характера», которые «помогли бы стране преодолеть нынешний кризис». Рут указал на способность России к самоуправлению на местном уровне, чтобы доказать, что там существует основа для построения демократии. Но этот процесс, по мнению миссии, потребует как экономической помощи, так и образования150.
В официальном отчете миссии, обобщенном в ходе часовой встречи с президентом в августе 1917 года, аналогичным образом возлагались надежды на Россию в связи с врожденным характером населения и инстинктами демократии. Члены миссии согласились с тем, что «у русского народа есть черты характера», необходимые для восстановления внутреннего порядка и продолжения военных действий. Любые проблемы на этом пути – а в то лето наблюдалась эскалация протестов – были, как подчеркивается в докладе, «не результатом слабости или вины русского народа», а побочными эффектами войны. В подтверждение этих утверждений члены миссии вновь указали на успехи России в области мелкомасштабного самоуправления: мир. Используя эту логику, американские эксперты объявили местную демократию ядром будущей политической системы России151.
Социалист Рассел сохранил веру в демократическое будущее России, несмотря на ухудшающиеся условия. В день захвата власти большевиками в октябре 1917 года он написал Вильсону о «чувстве русских к демократии». Вильсон горячо поблагодарил Рассела за столь меткое выражение идей президента; президент также направил копию руководителю американских пропагандистских операций, попросив его «прочитать и как следует переварить» письмо Рассела, потому что оно затрагивает «очень близко ядро темы»152. Демократия в России была чувством, а не идеей.
Несмотря на их в целом оптимистичные публичные заявления после возвращения, большие надежды Рута и большинства его коллег по миссии оказались недолговечными. К тому времени, когда миссия была распущена, Крейн и Харпер уже были обеспокоены, что российская демократия находится на грани. Несмотря на их энтузиазм в отношении политических перемен, они понимали, что новое российское правительство не сможет немедленно и полностью изменить русский характер. Поэтому, когда их оптимизм сменился пессимизмом, Крейн и Харпер снова сослались на черты характера – на этот раз негативные, такие как склонность «перекладывать ответственность». Как выразился Харпер в начале 1918 года, российская политика определялась не разумом, а «человеческим инстинктом и глубокими эмоциями». Эти двое
Рут Лэнсингу, 17 июня 1917 года. FRUS 1918, 1: 120–122. О лоббировании см., например: Мотт Лэнсингу, 22 августа 1917 года. PWW, 44: 66–69; Крейн Вильсону 23 июля 1917 года; Мотт Вильсону, 24 июля 1917 года. Оба письма см. в PWW, 49: 62–63, 77–79. См. также [Saul 2001: 132–133].
Заявление Рута о работе миссии от 10 июля 1917 года в [Cumming, Pettit 1920: 32].
Доклад Специальной дипломатической миссии, август 1917 года, в FRUS 1918, 1: 143; PWW, 43: 416 note 1.
Рассел Вильсону, 7 ноября 1917 года; Вильсон Крилу, 10 ноября 1917 года; Вильсон Расселу, 10 ноября 1917 года. Все письма см. в PWW, 44: 557–558.