Эйва. Дочь северного ветра. Юлия Арниева
друг к другу. Украдкой поглядывая на мужчину, аккуратно утопила ложку в суп, набрав немного бульона, выпила. Агнар ел шумно, отламывая большие куски от лепёшки, поддевая им ломтики мяса, быстро проглатывал, словно не ел минимум сутки. Как только его тарелка опустела, не осознавая ещё свои действия, я вдруг поднялась из-за стола, устремилась к печи, вновь её наполнила.
– Кхм…, – кашлянул мужчина, коротко кивнув, снова принялся есть. Я же искоса взглянув на Мораг, заметила одобряющую улыбку на её лице, тихонько выдохнула.
Спустя десять минут с супом было покончено, Агнар отодвинув от себя тарелку, встал и неторопливо прошёл к выходу. Молча ни слова не сказав, надел шубу, вывернутую мехом внутрь, меховую шапку, покрытую капельками воды, и только тогда проговорил:
– Мораг, одного лема будет достаточно, чтобы Эйва вернула свои силы?
– Да, Агнар.
– Один лем, – подытожил вождь клана Кархайг, прежде чем покинуть избушку ведуньи.
– Двадцать четыре дня? Он разрешил мне остаться у тебя на двадцать четыре дня? – потрясённо пробормотала, стоило двери закрыться.
– Да, видно твой суп понравился, – лукаво улыбнулась Мораг, накладывая и себе.
– Спасибо, – поблагодарила женщину, с трудом сглотнув, появившийся в горле ком.
– Тебе всё равно придётся перейти в дом мужа.
– Я знаю, – задумчиво проговорила, подойдя к единственному окну, смотрела на кружащие в танце снежинки, добавила, – мне просто нужно время.
Глава 4
Вылезать из-под одеяла совсем не хотелось. Укутавшись в нём с головой, так что торчали лишь глаза и нос, я с укором смотрела на печку, которая сегодня не потрескивала поленьями и не согревала дом.
Проснувшись чуть позже обычного, стуча зубами от холода, зарылась в ещё хранившее тепло одеяло, я осмотрелась. В избушке, кроме меня никого не было, лампа, что всегда освещала небольшое помещение, не горела. Мораг не сидела за столом, не бормотала и не шуршала пучками трав. А ещё не пахло чуть подгорелой кашей и ароматным отваром. Ведунья, как и говорила, ушла к роженице, оставив меня одну хозяйничать в её избушке.
Уговаривать себя подняться пришлось долго. Но каждая минута промедления грозила окоченеть от пробирающегося даже под одеяло холода, всё же заставило меня вскочить с постели. Быстро натянуть на себя настывшую одежду и обувь, рвануть к очагу.
Там я зажгла лампу, подвешенную к стене на железный крючок. Пошурудила кочергой в печи, разгребая чуть шаевшие угли, подбросила щепок. Прибавила тягу, дождалась, пока не затеплился огонёк, подкинула ещё дров. И с непередаваемым чувством гордости, что я справилась с таким непростым делом, некоторое время слушала, как трещат поленья, съедаемые прожорливым пламенем.
После достала немного муки, остатки скисшего молока, яйцо и соли, замесила тесто на оладьи. За несколько дней, что я жила у ведуньи, мне так опостылела каша и травяной отвар, что я не удержалась и решила немного разнообразить свой рацион.
Жаря пышные оладьи, греясь у печи под тусклым