Меч Гардарики. Анна Овчинникова
опустил меч и вернулся к столу.
– Я пришел в палаты Свенельда и сказал воеводе, что ухожу из его отряда, – по-прежнему глядя на свою руку, пробубнил Бёдульв. – Само собой, он спросил – почему, и когда услышал, что я женюсь на рабыне и возвращаюсь вместе с ней в ее селение, начал хохотать до упаду. Все вокруг смеялись – одни потешались надо мной, другие желали нам много дюжих сыновей… Только один из военачальников Свенельда, ярл Льётольв, не смеялся. Не смеялся, потому что видел Милану. Льётольв был удачливым, могучим, бешеного нрава и не признавал слова «нет». Но в тот день ему пришлось услышать «нет», когда он сказал, что покупает мою рабыню. Как будто во всем мире достало бы серебра, чтобы ее купить! Льётольв набавлял цену до сорока тысяч дирхемов, а потом схватился за меч…
– Этот самый? – спросил Асгрим, шевельнув клинком, по которому снова заструились причудливые узоры.
– Да.
– И?
– Мы дрались во дворе дома Свенельда, насмерть. Льётольв – этим мечом, я – тем, с которым явился в Гардарику. Мой меч сломался, когда мы вместе упали на землю и пытались прикончить друг друга лежа, и я добил ярла, вколотив острый обломок ему в глаз.
Асгрим шумно выдохнул.
– Милана осталась со мной. И меч убитого остался со мной, хотя люди Льётольва требовали отдать меч младшему брату Льётольва, прыщавому сопляку. Но Свенельд сказал – нет, а Свенельду не перечат. Видать, я здорово развлек его тем поединком.
– Какую песню об этом можно было бы сложить… – пробормотал Асгрим, глядя на дымчатую фигуру на клинке. Теперь он мог бы поклясться, что это фигура женщины.
Бёдульв гулко фыркнул.
– Ты, что ли, скальд?
Асгрим вздрогнул, разом очнувшись.
– Да. Был.
– А, – кузнец с хрустом почесал в бороде. – Надо же, какого гостя занесло в мой домишко. А почему – «был»?
– И что случилось потом? – ответил вопросом на вопрос Асгрим.
– Мы с Миланой вернулись сюда, в Свержий Лог. Она померла три года назад от огненной лихоманки. Многие верви свержичей выкосило в ту зиму почти под корень – в Высоких Дубах, на Дальних Озерах, в Сулицах. А в Свержьем Логе помер каждый четвертый. Померли двое наших сыновей, померла сестра Миланы и ее отец. Он был кузнецом, сыновей у него не было, и теперь в его кузне управляюсь я…
– Зачем тебе кузня? – Асгрим погладил навершье рукояти. – Ты сам сказал – этот меч стоит целого состояния!
– И что бы я делал с целым состоянием тут, в Свержьем Логе? К тому же этого меча у меня нет!
– А?
Асгрим уставился на Бёдульва, который хитро перекосил физиономию, спрятав глаза под кустистыми бровями.
– Ты меня слышал. У меня нет этого меча, я его продал, чтобы было на что вести хозяйство с молодой женой. Подойники, крынки-плошки кое-чего стоят, верно?
– Подойники?
– Да, а еще наряды для Миланы, подарки для ее родни, свадебный пир для всей верви, всякое такое… Потому я продал меч, а остатки серебра спрятал в надежном месте.
– Да неужто? –