Асфодель. Ярослав Васильевич Ворон
меня в платье нарядили, а сейчас что – Лейлу в брюки?»
– Даш, надеюсь, невесту хоть не в гробу привезут? – тихо, как ей показалась, спросила она.
– А что, это сценарий! – сразу подхватил оказавшийся рядом Артур. – Хрустальный гроб со спящей невестой, жених её целует, и она так ме-едленно встаёт… Жалко, не успеем уже. Хотя… – он подошёл к Никите и начал шёпотом объяснять что-то, в результате чего жених неудержимо расхохотался.
– Что такое? – как раз в этот момент рядом остановился микроавтобус, и из-за руля торопливо выскочил тоже слегка трясущийся от смеха Сабир Рахмонович. – Ох, дети… – укоризненно покачал он головой, когда Никита передал ему предолжение Артура. – Хорошо хоть, не заранее сказали, а то бы я так и не довёз твою невесту – въехали бы в первый же столб со смеху! И так-то еле доехал с этими женскими сюрпризами! – дверь микроавтобуса тем временем открылась, выпустив четырёх женщин в белых балахонах.
– Угадай невесту! – Даша, озорно хохоча, подтолкнула Никиту локтем, одновременно перебрасывая Алексею ленту «Чётный свидетель» – лента «Нечётная свидетельница» уже была на ней.
– Сгинь! Сгинь, Белое могильное чудовище! – «заклинательным» речитативом произнёс жених, направив руку с магическим кольцом на ближайшую женскую фигуру, которая немедленно сбросила балахон и оказалась вовсе не чудовищем, а Аней – в очень красивом серебристо-зелёном платье.
– Чудовище сгинуло, мой повелитель! – моментально подхватила девушка – подобная импровизация не стала для неё совсем уж неожиданной, ибо Артура и Ларису она знала уже давно.
– Сгинь! Сгинь, Белое могильное чудовище! – второй балахон тоже упал, и под ним обнаружилась Лика – в струящемся сиреневом шёлке.
– Сгинь! Сгинь, Белое могильное чудовище! – изрёк Никита в третий раз, но заклинаемая женщина, освободившись от балахона, так и осталась в белом:
– Белое чудовище не сгинуло! Плохо колдуешь! – Кристина, попытавшись изобразить нечто среднее между загробным смехом и предсмертным хрипом, рухнула на руки подхватившего её Артура.
У остававшейся последней Лейлы было достаточно времени, чтобы ответить на неожиданную импровизацию жениха своей, и она, услышав четвёртое заклинание, закрыла глаза и вытянула вперёд хищно расставленные руки:
– Кто-о осме-еливается изгоня-ять моги-ильных чудо-овищ? – невеста, в огненно-красном платье, медленно плыла навстречу жениху.
* * *
В слегка зеленоватых сенаорнских сумерках бледно-зелёное платье девочки кажется призрачно-белым.
«Я – Первая ученица этого мира», – размышляет она, молчаливо созерцая воссозданное надгробие умершей несколько тысячелетий назад женщины. – «Я продолжаю её жизнь и её служение, от которого ей пришлось отказаться. Но у неё было имя, а у меня его нет».
Девочка медленно отходит чуть назад, и древняя могила сразу прячется среди асфоделей. Теперь у её предшественницы тоже нет имени – оно скрыто белыми цветами.