Ученица мертвой белки. Книга 2. Ядвига Симанова
словно в экран, изрезанный волнами шума, отыскивая зерно истины за ретушью помех. Но ее ждала неудача, а возможно, неудача и была истиной – с какой стороны посмотреть. Янка увидела то, что не вписывалось ни в оно из ее предположений: ее вопрос опустошил взгляд Златы, опустошил тотчас и начисто. И Янке сделалось неуютно в компании с ней, и тени от нависавших над тропинкой плодовых деревьев, и скрежет гравия под ногами, и негасимые звезды в подозрительно синей ночи – все разом превратилось в угрозу.
– Ты что-то спросила? – Голос Златы, лишенный интонации, сквозил металлом, а в глазах ее как будто заснула сама смерть.
– Да так, ерунда, ничего. – Янка не решилась спросить снова.
– Вот мы и пришли! – радостно сообщила Злата, и жизнь вновь поселилась в ней, наделив легким румянцем веснушчатое лицо и веселыми искорками – глаза.
На крылечке дома у мельницы гостью встречал староста. Он не стал спускаться навстречу, а приоткрыл дверь, жестом радушного хозяина приглашая войти.
– Милости прошу, Янина! Позвольте вас так называть!
– Как вам будет угодно, – ответила Янка, с подозрением оглядывая карлика: сеточка с его волос улетучилась, открыв жестко налаченные черные кудри.
Переступая порог дома, Янка оглянулась на Злату, но девушки и след простыл. С неожиданным уходом Златы Янка почувствовала себя брошенной. Тяжело вздохнув, она вошла в помещение.
Нельзя было не поразиться тому, как резко оно отличалось от той избы, где ей довелось вздремнуть, а вернее всего, и от прочих изб тоже. Под потолком по обе стороны полукругом висели серебряные канделябры со множеством свечей. Завораживающий свет падал на восточный ковер ручной работы, богатый красочной замысловатой вышивкой – на него неловко было ступить. На стене висело грандиозное зеркало в кованой оправе с изображением амурчиков, нацеливших свои стрелы на смотрящего. У зеркала на туалетном столике из красного дуба стояли две медные курильницы в форме короны, увенчанной драгоценным камнем. Из курильниц тонкими струйками змеился белый дымок, заволакивая пространство. Пахло маком и корицей.
Взгляд девушки остановился на необъятном ложе, расположенном под столь же внушительных размеров окном, завешанным легким светлым тюлем. На ложе волнами лежало покрывало из алого бархата. Восторженный чудодейственный эффект от роскошного убранства жилища старосты развеялся, не успев окончательно заморочить, стоило Янке представить карлика на этом исполинском настиле, достойном королей. Воображение разгулялось не на шутку, являя сцены, как малыш Миклош дрейфует в неохватном море алого бархата. Янка не сдержала смешок.
Тут же дверь с шумом захлопнулась за спиной. Ароматы мака и корицы вдруг отяжелели, слившись в единую едкую приторную смесь. Веселье перерастало в панику. Ощущение сродни тому, когда ребенком вдруг осознаешь, что рисунок на лице клоуна, повторяющий губы, – отнюдь не улыбка. Янка стремительно перевела взгляд на карлика – тот более не вызывал смех, скорее ужас. Клоун