Дина. Алайна Салах
язвлю я, неожиданно задетая его молчанием. Если уж решил быть милым – так пусть будет таким хотя бы до моего дома. – Но вообще-то я пошутила. Прелестью я быть не пытаюсь, и нравится каждому – тоже.
– С тобой все более, чем отлично. Просто ты не для всех.
Последняя фраза повисает в воздухе, наполняя его чем-то ностальгически-сладким, хоть и слегка болезненным. Этот короткий диалог словно вырван из контекста нашего недавнего прошлого, где я пребывала в ошибочной уверенности, что между нами есть отношения и что Камиль заинтересован в них так же, как и я. А когда он говорил что-то только обо мне, как сейчас, я верила в это еще сильнее.
– Я имела возможность в этом убедиться, – буркаю я, отвернувшись к окну. Черт дернул меня поехать с ним, а не на такси. Таксисты обычно не роняют значимые фразы и не пытаются лезть в душу. А если и пытаются, то всегда можно накатать на них жалобу в службу поддержки.
– До сих пор злишься на меня?
Я стискиваю зубы. Злюсь ли я на него? Разве злость – это подходящее слово, когда что-то значимое безвозвратно сломалось? Да, злюсь еще, наверное. Потому что не представляю, как это можно починить.
– Я еду в твоей машине и разговариваю. Что еще нужно? Просто блюду дистанцию. Шутить, как раньше, точно не буду. Тот юмор был рассчитан на избранных, коим ты больше не являешься.
– Еще раз извини за день рождения, – будто не расслышав вызов в моих словах, говорит он. – Кому-то в тот день в любом случае было бы больно.
Горько усмехнувшись, я киваю.
– И, разумеется, этим кем-то должна была стать я. Ведь я не состою с тобой в кровном родстве, и я по натуре сильная. Сильных можно и подвинуть.
– В каком-то смысле ты права. Если встает выбор, двигают тех, кто с большей вероятностью вывезет. А жалеют тех, кого жалко.
– Считаешь, это справедливо?
– Жизнь вообще несправедливая штука, – парирует Камиль. – Еще раз прошу прощения за то, что испортил тебе день рождения. И что после не нашел слов, чтобы нормально извиниться. Порой мне требуется время, что верно оценить ситуацию.
Я обнимаю себя руками. Шампанское растеряло свой обезболивающий эффект, в глазах немного зудит. Да хоть сто раз ты прощения попроси – мое двадцатипятилетие уже прошло и больше не повторится.
– Остановись вот здесь, – глухо прошу я, когда впереди показывается крыша знакомой пятиэтажки. – Хочу пройтись.
Ауди проезжает еще десяток метров и послушно тормозит у обочины. Я сразу же берусь за дверную ручку. Не хочу и не буду на него смотреть.
– Спасибо и…
– Дина. – Рука Камиля перехватывает мое колено и крепко сжимает, останавливая.
По-прежнему не поворачиваясь в его сторону, я глубоко дышу. Один вдох, второй, третий… На четвертом нужно сбросить его ладонь и выходить.
– Вот что тебе нужно?! – со слезами рявкаю я, впиваясь глазами в его лицо.
А дальше все, как в тумане: подлокотник, впившийся мне в ребра, его руки на мне, легкий запах сигарет и крепкий – одеколона, и забытое, но такое жадное трение щетины о подбородок.
8
Так