Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку. Валентин Пикуль
сказала она, – вот моя любимая буженина!
Корф разливал вино, хвастал доходами с гаков:
– Хватило даже оставить по два куля ржи моим рабам. Теперь они лежат в пыли и лобызают мои шпоры. Я – самый добрый господин для латышей: вчера на свадьбе я позволил им плясать в обуви и даже разрешил играть на волынках… Скажите, где еще вы видели это в Курляндии?
Под каменными сводами замирало эхо. Камни замка, сваленные три века назад, нависали над столом барона. А где-то далеко, почти неслышно, играли сестры хозяина на арфах… Левенвольде раскрыл высокие книжные шкафы и невольно воскликнул:
– О, вот где ересь… И божий крест лежит на древних томах, сожженью преданных еще в испанской инквизиции!
– Да, – смеялся Корф, счастливый от соседства герцогини, – все, что не уместилось в монастыре, ночует у меня сегодня!
– А четки где?
– На них удобно вешаться, – не унимался Корф.
Анна Иоанновна от учености всю жизнь бегала. Мельком глянула через плечо: рядами – книги, книги, книги…
– На что тебе, барон, столько? Всех книжек не прочтешь.
– Я был бы глуп, – ответил Корф, – прочитав только эти книги, ваша светлость. Да, я понимаю, что наношу богу тяжкое оскорбление тем, что мыслю, но ничего не могу с собой поделать.
– А ты и вправду еретик, – нахмурилась герцогиня.
Корф расхохотался пуще прежнего:
– Но еретики необходимы церкви тоже… Иначе на чем бы святая церковь заостряла свои вертела?
Анна Иоанновна чуть не подавилась жирным куском.
– Побойся бога, – растерялась она. – Ты звал на буженину! Не богохульствуй: сегодня воскресенье – божий день!
– Ах, ваша светлость, – разошелся Корф, – вторая проповедь еще никому не портила аппетита. Прошу вас откушать и запить вином вот этим… Видели ли вы, герцогиня, когда-нибудь пса, нашедшего в пыли под забором мозговую косточку? Если видели, то, конечно, помните, с каким благоговением он ее высасывал…
– К чему ты это мне… про пса-то? Я буженину ем, а ты про пса мне толкуешь, барон!
– Все мы уподоблены псам, ваша светлость: один высасывает мозг из косточки знаний, другой из косточки дурости…
Левенвольде вдруг резко захлопнул книжные шкафы: «Какой дурак этот Корф… Разве он не знает нашей герцогини?..»
Лакеи внесли тушки жареных зайцев. Но Левенвольде по-хозяйски отстранил подносы от стола.
– Не нужно! – сказал он и поглядел прямо в глаза герцогини. – Я сказал: не нужно, ваша светлость, ибо зайчатина, как учат нас «Салернские правила», возбуждает нескромные желания, а сегодня воскресенье – божий день…
…Бирен послушал бой старинных голландских часов.
– Еще метать? – спросил, собирая колоду.
– Уже не нужно, – зевнул Кейзерлинг. – Разве ты не слышишь? Сюда мчатся кони – герцогиня уже возвращается из Прекульна…
Брякнул колоколец и замолк. Забегали лакеи с факелами, освещая дорогу к замку, и Бирен швырнул карты в камин.
– Ты, Кейзерлинг, ты… – закричал в восторге. – Ты самый умный на Митаве!
Сухо