По велению Чингисхана. Том 2. Книга третья. Николай Лугинов
привлечь к себе внимание хотя бы одного из современных ему правителей. И если потомки оценили по достоинству мудрость рекомендаций Конфуция и попытались применить их для лечения китайских бед, не следует удивляться, что поколение, которое отказалось принять эти целебные средства, ввергло себя в катастрофу еще более серьезную, чем поражение, подкосившего его отцов.
Кара-китайского гур хана Дюлюкю объяла тревога: в последней битве с Султаном Хорезма Мухамметом силы оказались равны. А ведь испокон веков в обозримом мире не рождались богатыри, которые могли бы одолеть кара-китаев.
Мухаммет, прославленный упорством своим, почуял: да, поначалу враг теснил и теснил его воинов, однако же вот они уравниваются друг с другом, две чаши на весах успеха, и вот он копит и копит свежие силы, и вот он, Мухаммет, предпринимает один натиск за другим, не ведая устали. И получается, что одна сторона все время растет и крепнет, а другая – слабеет на глазах.
Старый гур хан лишился покоя и сна. Неужели в прошлое канет время его безграничной власти, подкрепленное бесспорным превосходством? Что ему делать, как ему надобно поступить?
Не раз на большие и малые советы созывали лучших ученых, мудрецов, военачальников и верховных жрецов-тюсюмялов, но ни единый из них ничего дельного не высказал. Будто створожились их мозги, стали столь бесплодны, что мыслить уже не могут. И открылось, что ум их – короток, узок их взор на мир, и не дано им видеть дальше собственного носа… Им бы понять, какая лютая беда грозит их благоденствию и самой жизни, им бы объединить силы, думы собрать воедино, чтобы совместно найти наилучший выход из тупика, найти новые пути военной стратегии. – Так нет же! – Они непрестанно соперничают один с другим да интриги строят…
Так что эти несчетные долгие совещания не только не принесли добра, не привели к цели – они лишь усугубили внутренние раздоры, стали полем сведения взаимных счетов. Каждый только и норовил побольней укусить давнего соперника, подстроить ему какую-либо каверзу, на чем-нибудь подловить его. Они были взбудоражены, раздражены, снедаемы старыми обидами.
Вот, оказывается, как скудеет и хиреет мысль, как мельчают думы, когда падают нравы людей… Потому-то на этих многодневных советах и не прозвучала ни одна толковая мысль, за которую можно было бы ухватиться. Все бесконечно пережевывали давно известное, перемалывали бесполезное. Зато разбередили множество полузаживших ран и полузабытых свар.
Гур хан впал в печаль и в кручину.
Вдобавок ко всему жизнь его клонилась к закату, и с каждым новым днем он все сильнее чувствовал, как тают его силы, и главное: нет у него сына, которому он мог бы передать свой Ханский титул. И это тоже усугубляло тяжесть его положения. Скорее всего, именно поэтому стало меняться отношение высших подданных гур хана к нему – «стареющему», дряхлеющему под грузом павших на него бед, словно под тяжестью больших снегов, рухнувших на его голову. О, если б рядом с ним сидел молодой