Давид Аркин. «Идеолог космополитизма» в архитектуре. Николай Молок

Давид Аркин. «Идеолог космополитизма» в архитектуре - Николай Молок


Скачать книгу
«автономной формой» (в противовес «гетерономной», характерной для барочной архитектуры).

      «Автономная форма», в свою очередь, породила «революцию» в архитектуре. Кауфман неоднократно объяснял в своих работах, что под «революцией» он имел в виду не политические события во Франции278, а случившиеся задолго до того, еще в 1760‐е годы279, глобальные сдвиги в самой архитектурной теории и практике, революционный «разрыв» в истории, приведший к созданию нового выразительного языка – неоклассицизма, который, по Кауфману, был не «возрождением» классической традиции после эпохи барокко и рококо, а ее «концом»280.

      И в этой «революции» Кауфман увидел некое предчувствие современной архитектуры: «Наша эпоха, родственная эпохе Леду, предается сходным экспериментам, которые, несмотря на свою архитектурную непрактичность, важны с точки зрения неустанного поиска новых форм»281. Следует подчеркнуть, что концепция «автономности» была для Кауфмана не просто «мостом», соединившим Леду и Ле Корбюзье, но длительным процессом, затронувшим весь XIX век: «Продолжение развития постреволюционной архитектуры можно, в каком-то смысле, проследить вплоть до нашего периода, который начался около 1900 года»282. В качестве первых примеров модернистской «автономности» он привел Берлаге и Лооса (sic – также героев Аркина!), Рихарда Нойтра и Вальтера Гропиуса с его «игрой масс» и «сопоставлением и наложением различных пространственных ячеек»283.

      И только последний абзац книги посвящен Ле Корбюзье:

      Сходство эпохи Леду и нашей не ограничивается (и это будет одним из наших выводов) лишь формальным и тематическим аспектами. <…> Вне зависимости от потребностей реальности, нашей эпохе, как и той, свойственен новый идеализм. Он проявляется как в «Архитектуре» Леду, так и в текстах Ле Корбюзье, в проектах как для города Шо, так и для Всемирного города. Именно этот идеализм, основанный на новых идеалах этики и закона, привел – как в XVIII веке, так и сегодня – к обновлению архитектуры. Это обновление гораздо больше, чем простое «увлечение прямой линией», чем возвращение к «фундаментальным реалиям сферы, призмы и цилиндра в большой архитектуре»: «Новые идеи не только создают новую технику, они порождают новое искусство»284. Поскольку Ле Корбюзье верил в это не меньше, чем Леду, поскольку для обоих глубокая связь искусства и жизни была очень сильна, их нужно поставить рядом: мастера, чье творчество увенчало собой триумф новых принципов, и мастера, который открыл путь этим принципам285.

      Почему Кауфман использовал в названии своей книги имя Ле Корбюзье? А не Гропиуса, например (как чуть позже Н. Певзнер286)? По мнению Энтони Видлера, это было выражением принципиального франкоцентризма Кауфмана. Название его книги прямо отсылает к книге «От Палладио до Шинкеля. Характеристика архитектуры классицизма» Пауля Клопфера (1911), которая должна была продемонстрировать первенство немецкой архитектуры как наследницы ренессансной традиции. Выбрав Ле Корбюзье, Кауфман, напротив, подчеркнул франкоцентричность


Скачать книгу

<p>278</p>

«Я не рассматриваю в качестве „революционных архитекторов“ тех, кто в 1789–1799 годах получали заказы от революционных властей на строительство общественных зданий, мемориалов или временных декораций к революционным праздникам. Архитекторы, о которых я говорю, не играли никакой активной роли на политической сцене», – писал Кауфман в «Трех революционных архитекторах» (Kaufmann E. Three Revolutionary Architects. Р. 433–434). Энтони Видлер так сформулировал позицию Кауфмана: «…в стилистических изменениях после 1770‐х годов [он увидел] архитектурную революцию, которая во всех отношениях предшествовала политической революции; революцию, которая отвечала тем же фундаментальным социальным изменениям и, следовательно, должна быть понята не просто как архитектурный отклик на Революцию, но как кардинальные архитектурные изменения, происходившие параллельно с социальной и политической революциями» (Vidler A. Researching Revolutionary Architecture // Journal of Architectural Education. 1991. Vol. 44. № 4. P. 206–210).

<p>279</p>

Датируя начало «архитектурной революции» 1760-ми годами, Кауфман опирался на суждения современников, в частности, на слова Ж.‐Ф. Блонделя из его «Курса архитектуры» (Т. V, 1777): «…революция, которая 20 лет назад произошла во вкусе нашей архитектуры» (Kaufmann E. Architecture in the Age of Reason. Р. 142, 256, note 203).

<p>280</p>

Kaufmann E. De Ledoux à Le Corbusier. Origine et développement de l’architecture autonome. Paris, Editions l’Equerre, 1981. Р. 65.

<p>281</p>

Ibid. P. 54.

<p>282</p>

Ibid. P. 94.

<p>283</p>

Ibid. P. 77.

<p>284</p>

Здесь Кауфман приводит цитаты из книги О. Стонорова и В. Бэзигера «Ле Корбюзье и Пьер Жаннере» (1930).

<p>285</p>

Kaufmann E. De Ledoux à Le Corbusier. P. 95–96.

<p>286</p>

Я имею в виду книгу Певзнера «Пионеры современного движения. От Уильяма Морриса до Вальтера Гропиуса» (1936).