Магия времени от А до Я. Как научиться ускорять и замедлять жизнь. Лиза Бродерик
слышали о массовых расстрелах и стихийных бедствиях. Парадигмы менялись практически во всех дисциплинах – физике, медицине, культуре.
Затем случилась пандемия. Людям, жизнь которых всего несколько месяцев назад была полна суеты, приходилось оставаться дома, они больше не могли заниматься рутинными делами: ездить за покупками, ходить на работу, отводить детей в школу, общаться.
В первые месяцы пандемии я часто спрашивала людей об их восприятии времени и о том, изменилось ли оно. Чаще всего мне отвечали «да». До пандемии казалось, что время мчится со скоростью света. После начала пандемии некоторые говорили, что время текло так медленно, что каждый день казался неделей. Другие говорили, что время проходило как в тумане, и эпизод, который длился месяц, казался одним и тем же длинным днем. Третьи говорили, что оба варианта для них правдивы: иногда день казался неделей, а иногда неделя пролетала, как один день.
Хотя люди радовались, что у них есть возможность проводить много времени дома (поначалу), они также были сбиты с толку и задавались вопросом: почему время течет так странно?
Мой ответ был таков: время – не то, чем кажется.
Времени может не хватать или оно может идти слишком медленно. Время – единственная проблема, которая по-прежнему объединяет всех нас. Часто его называют единственным ресурсом в мире, который невозможно восполнить: если оно прошло, его не вернуть, и мы ничего не можем с этим поделать.
Или можем?
Мое собственное восприятие времени резко изменилось в возрасте четырех или пяти лет, когда я едва не умерла, выпав из окна. Мы всей семьей отдыхали в загородном доме в Северной Аризоне. Мы играли с младшей сестрой, прыгая между двумя односпальными кроватями. В какой-то момент я подпрыгнула, приземлилась слишком близко к краю кровати, который ушел у меня из-под ног – и я упала на окно. Мать говорила, что видела мое падение будто в замедленной съемке. Я разбила окно головой и приземлилась на нижнюю раму так, что нижняя часть туловища осталась в помещении, а верхняя – снаружи, и я повисла на оконной раме с осколками, которые оказались внутри меня. До того, как меня отвезли в больницу, которая находилась за много километров от загородного дома, меня осмотрел оказавшийся неподалеку врач и сказал матери: «Не думаю, что она выживет».
Я не припоминаю этих слов, но помню большую часть происходящего, хотя была без сознания. Помню, как повисла на оконной раме, как меня укладывали на заднее сиденье машины. Помню долгую дорогу до больницы. Особенно отчетливо помню помещение, в котором меня оперировали. Как смотрела сверху вниз на свое тело. У меня нет отчетливых воспоминаний о своих телесных ощущениях или об операции, но помню, как через окошко справа, рядом с которым стоял металлический шкаф, смотрела в помещение с медицинским оборудованием. Когда мы вернулись домой в Финикс, помню, что несколько месяцев лежала с перевязанным животом.
Но в конце концов я поправилась и снова стала жизнерадостным ребенком. Однако мое видение мира изменилось навсегда. Я думала обо всем