Вероятно, дьявол. Софья Асташова
бутылкой «Шардоне», у меня возникло чувство, что, возможно, я ошиблась в своих догадках, но молчавший телефон и пропущенные звонки подтверждали мои худшие опасения. Я думала поехать к Роме и застать их на месте преступления, но была слишком пьяна и обессилена, чтобы выйти из дома, зашитая рана на спине ныла. Возможно, у меня поднялась температура.
Я одинокий воин. Я вступила в область, где начинались зависть, страдание, ревность. Обида ощущалась остро и болезненно. Поверить в то, что моя лучшая подруга увела моего (пусть и бывшего) молодого человека было невообразимо сложно и при этом просто, как выпить чая.
Но, господи, это был кошмар! Я не переставала пить десять дней. Утратив представление о времени, я просыпалась среди ночи или днём и выползала из квартиры за вином в магазин, который никогда не закрывался. У входной двери выстроился стыдливый рядок пустых бутылок. Собственное тело казалось огромным, распухшим. Раненая, зашитая, в непреходящем опьянении, я, сидя на полу под оконной рамой, представляла их вместе. Так бывает? Только так и бывает. Так произошло и со мной. Глупый случай. Обычная история.
Знаю, я страдаю заслуженно. Я – такая же непутёвая, как они. Я собиралась исчезнуть, когда Профессор полюбит меня, но они меня опередили. Это не делает их поступок в моих глазах менее ужасающим. В душе мы все одинаковы, но они первые всё испортили. Мы провели вместе, спали бок о бок три года. Это она, Рита, привела меня в первый раз в Подколокло. «Вот ворота, – показывала она, – кодовый замок и вход во внутренний двор, и дом, выходящий окнами на низкую узенькую улочку». Я полюбила его особенный скрипучий покой и сутолоку нижнего города. Я слилась с ним, и он утешал меня.
В окно не проникал ни один луч света. Десять дней пребывая в кромешной тьме, я ни с кем толком не разговаривала. Я больше не могла представлять, с чего у них всё началось, и хотела узнать правду. Я пыталась вывести Рому на разговор, беспрестанно снова и снова звонила. «Что может взрасти на кровью удобренной почве?» – спрашивала я у бездушного автоответчика. Он отвечал знакомым мужским голосом у меня в голове: «Она пришла ко мне ночью». Я кричала в трубку: «Ничего хорошего! Ничего хорошего у вас не получится, слышите?!»
Это было ещё вчера ночью, а кажется, в другой жизни. Сегодня утром я сижу в школьной типографии. На полках поуже высятся стопки плотной матовой бумаги формата А4, на широких лежат громоздкие листы А3, прислонённые к стене стоят рулоны тонкой бумаги пастельных тонов для широкоформатной печати. Смотрю, как из пасти разгорячённого принтера медленно выползают тёплые влажные листы, покрытые краской глубокого, похожего на водную гладь, чёрного или синего цветов. Размеренное жужжание принтера успокаивает, воздух дышит жаром. Я прихожу сюда с самого утра и сижу до закрытия Школы в десять часов вечера, чтобы успеть напечатать к выставке весь тираж альманаха – девяносто девять экземпляров.
Аккуратными стопками раскладываю по порядку ещё сырые и тяжёлые от краски листы. Crudo по-итальянски означает «сырой». Так называется первый роман Оливии Лэнг,