Незадолго до ностальгии. Владимир Очеретный
важную рукопись, и под конец жизни был очень одинок, а ещё она, конечно, в курсе, что великий чешский писатель Чехов много писал о России. Киш, в свою очередь, спросил, давно ли она состоит в кафкианцах, и узнал, что один из небольших портретов в одной из комнатёнок изображает Огнешкиных родителей, так что она здесь, можно сказать, с пелёнок и даже помнит времена, когда штаб-квартире принадлежали не все теперешние помещения, а только половина (комната и комнатёнка). Более того, она уже три года снимает квартирку на втором этаже, над штаб-квартирой.
Потом он записал координаты нескольких московских, питерских, тверских и нижегородских кафкианцев. И, наконец, почувствовав себя на дружеской ноге, решился на прямолинейный, единственный занимавший его, вопрос: какое всё-таки отношение собравшиеся имеют к Протесту, – ведь кафкианство, в сущности, не про это?
– Францу бы это понравилось! – Огнешка вспыхнула застенчивостью и гордостью, словно сообщала о чём-то очень личном. После чего посмотрела на Киша немного удивлённо: откуда у него такое бестактное любопытство?
– Полностью согласен, – поспешно заверил её он. – Отличная идея!
Далее выяснилось, что желание выразить Протест сочетался у Огнешки с патриотизмом – гордостью за то, что всемирные мироеды для своей мега-сходки выбрали именно Прагу.
– Это потому, что у нас много замков и дворцов, – объяснила она Кишу. – Мало где в мире есть столько дворцов в одном городе, сколько у нас!
Он снова вежливо кивнул.
Примерно через час с небольшим, дёрнув для куражу бехеровки, выдвинулись в сторону Пражского Града, к президентскому дворцу, или как называли это сами кафкианцы «на штурм Замка». Сначала шли разудалой колонной в пять-шесть человек, но иногда из-за узких тротуаров приходилось перестраиваться и идти по двое или по трое, из-за чего отряд растягивался, и первым время от времени приходилось ждать последних.
По пути им попалось несколько огромных экранов, установленных для трансляции заседаний саммита. В ожидании открытия экраны заполняли местные певцы.
Киш нёс транспарант с универсальным для всех стран требованием снижения коммунальных тарифов (чем был, в общем, доволен, могло достаться чего похлеще), Варвара держала его под руку, время от времени задирая голову, чтобы заглянуть в его лицо.
– Знаешь, они, может, немного странные, но очень милые, – делилась она впечатлениями. – И удивительно, что они совсем не парятся, в какой именно области Франц был гением. Считают, что каждый может найти у Кафки своё, индивидуальное и неповторимое.
– По большому счёту они правы, – согласился с кафкианцами Киш. – На самом деле, людей, которые могут объяснить, что такого гениального сделал конкретный гений, ничтожно мало. По отношению ко всем остальным людям они – статистическая погрешность, если не сказать меньше. А раз так, то какая разница, в какой области гений был гением?
– Как это – какая разница? –