Жаркий отпуск для ведьмы. Ирина Смирнова
Это я машинально отметила, по въевшейся привычке – работа с рекламными моделями даром не проходит.
– Я же проверял, нет у тебя ран на голове! Значит, опоили… Кому сказать? – фыркнул он как-то невесело. – Опоили ведьму… Давай уже, вспоминай рецепт, как тебе мозги обратно вернуть!
Все бы ничего, только голос у парня был точь-в-точь крысиный! Ох-ре-неть мои ботинки…
И выговаривал он мне так, словно реально давний знакомый, родной, можно сказать, зануда. С теми же интонациями.
Лихорадочно пытаясь сообразить, что ж все это такое и с какого перепуга, я поняла одно: признаваться нельзя. Понятия не имею, что он в таком случае сделает, – вдруг вообще развернется и уйдет, оставив меня одну посреди всего этого исторического антуража?!
– Ничего не помню, – выдала я голосом клинической идиотки. А физиономию дебильную даже строить не пришлось – она у меня и так наверняка выражала всю степень моего обалдения.
– Велислава! В то, что ты забыла про свой красивый жест с отпусканием меня на свободу, – верю! Я даже не сомневался, что ты снова меня призовешь, как прижмет.
Судя по лицу и взгляду, он все же рассчитывал на лучшее и теперь испытывал ко мне непреодолимое отвращение из-за разрушенных надежд.
– Но в то, что у тебя от какого-то отвара память совсем отшибло… Ты эти сказки деревенским простачкам рассказывай, а не мне. Я тебя семьдесят лет знаю как облупленную!
Из его прочувствованной речи я поняла только самое важное: признаваться нельзя, отпускать нельзя… и мне семьдесят лет! А-а-а!!! Когда я успела превратиться в старую бабку?! Иначе ведь он не перепутал бы меня со своей знакомой ведьмой Велиславой…
– Ничего не помню! – в панике прокаркала я и на всякий случай вцепилась в парня обеими руками, сминая рукав его серой грубоватой рубахи. Хм… а для семидесятилетней у меня неплохо сохранились кисти рук…
– Даже как очистителям в лапы попала, не помнишь? Не верю! Ты ж все зло в отдельный сундук памяти складываешь, и пока не отомстишь раз пять, не выбрасываешь.
Самое время было пустить слезу. И хотя я терпеть не могу это мокрое дело, раньше злюсь, чем реву, но тут для дела явно было полезнее прорыдаться. Причем даже притворяться не пришлось, только вспомнить свою кровать в номере отеля, и стакан грейпфрутового сока на тумбочке, и предстоящий отпуск… и слезы сами хлынули.
– Эй, ты что? – парень, разговаривающий голосом крыса, моих слез испугался так, что даже ядом плеваться перестал. – Правда, что ли, не помнишь?
– Не помню-у-у!!! – под это дело удалось подползти поближе, облапать его поперек туловища, и теперь я рыдала ему в рубашку, почти с наслаждением утирая нос о мужскую грудь.
– Что ж они с тобой сделали такое? – в его голосе появилась озабоченность пополам с любопытством. – Надо рецепт узнать и опоить тебя снова, немножечко, чтобы про меня забыла. А то плохой какой-то отвар – ничего не помнишь, только меня вызвать как-то умудрилась.
Вот гад! Значит, точно сбежит, если зазеваюсь.