Шпаргалка. Рассказы, которые помогут решить жизненные задачки. Ольга Савельева
правда полегчало. Облегчение я ощутила физически, как будто… судорога была и закончилась.
Потом был второй заход крика. А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
А потом мы молчали, отключив видеозвонок. Как будто, смущаясь, отвели глаза.
– Спасибо, – прошептала я Машке внезапно осипшим голосом.
– Обращайся, – улыбнулась она. – Я, море и залив – мы всегда в твоём распоряжении. Ждём тебя тут, на отшибе…
Я прилетела к ней только спустя три года. Приехала обняться и поблагодарить. За поддержку и тот крик.
За то, что можно позвонить ей ночью и она никогда не скажет: «Ты с ума сошла!»
Я подарила ей шуточный мегафон, а она мне – шарф, который связала её мама. Машка повязала мне его на шею. Будто упаковала её в яркие вязаные стежки.
И мы пошли гулять по берегу моря.
А потом вдоль залива.
Они слышали нашу боль, а потом слышали наш смех.
Жизнь такая разная…
Никогда не забывайте людей, которые могут стать голосом вашей боли…
Яма
С Сашей я познакомилась через неделю после смерти папы.
Папа умер от рака желудка.
Это было написано в его свидетельстве о смерти.
Я подозреваю, что истинная причина смерти – другая. Папа устал жить, потому что был алкоголиком, а это больно и тяжело.
АЛКОГОЛИЗМ – ЭТО КОГДА ТЫ НЕ ГОТОВ ТРЕЗВЕТЬ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ВЫДЕРЖИВАЕШЬ ЧЕСТНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ И СЕБЯ В НЕЙ.
Ты сбегаешь в хмельное марево.
А оно разъедает желудок химией спирта.
Папа несколько десятилетий жил в спасительном опьянении.
Я кричала: «Папа!» – и звала его в трезвость. Но он так долго был нетрезв, что разучился быть другим.
Я, его дочь, была недостаточной мотивацией, чтобы научиться вновь. Ведь в трезвости вместе со мной папу ждали боль, ломка, ответственность, неуважение и осуждение других трезвых людей.
Это очень сложно вынести, опираясь только на ребёнка. Нужно, чтобы и внутри кто-то выталкивал алкоголизм, и снаружи человека ждала поддержка, ибо трезвость не экологична для новобранца.
Только тогда есть шансы.
А у папы их было недостаточно, и он ушёл.
После похорон я ощущала внутри пустоту. Мы никогда не были с ним близки как папа и дочь – между нами всегда был его диагноз, – но вот эта взрослость, навалившаяся на меня, была невыносима.
Я ходила по улицам и плакала без слёз.
И тут встретила Сашу.
Он был музыкантом. Спивающимся. Он пил немного, но каждый день, и не мог играть, пока не выпьет. Он понимал, что это зависимость, и признавал проблему.
ПРИЗНАТЬ ПРОБЛЕМУ – ЭТО МНОГО. ЭТО ОЧЕНЬ МНОГО.
Мой папа вот не дошёл до этой точки. А я не смогла его туда дотолкать…
Саша был уличным музыкантом, а я – уличным слушателем. Мы совпали в точке боли, тоски и музыки.
Саша играл на улицах и копил на рехаб. Это клиника, помогающая людям с зависимостью. «Ого, вот молодец!» – думала я. Его внутренняя сила вызывала у меня восхищение.
Моего