Город больных. Abraham Valdelomar
этом зале музея, где Республика в греховной распущенности выставляет напоказ колониальную эпоху и эпоху инков, можно воскресить жизнь детей Солнца, хотя и не в полном объеме: длинные ряды уакос, витрины с тканями, оружием, богами и мумиями; ткани из мягчайшей шерсти викуньи, сотканные женскими руками, с симметричными рисунками, с благородными воинами, со священными животными. Украшения из золота, серебряные серьги, камни, ожерелья из опаловых раковин, из редких семян, из когтей неизвестных диких зверей и клыков сказочных животных. Платья, как у римских солдат, покрытые золотыми и серебряными дисками. Шапочки, закрывающие уши, а у детей придающие черепу определенную форму. Императорские короны, усыпанные редкими перьями. Браслеты. Золотые и серебряные диадемы для королевских лбов и благородных волос.
В центре находятся большие, вентрудо и скульптурные вазы. Вазы, расписанные как вазы, маленькие тарелки, раскрашенные мифологическими знаками, металлические пинцеты для депиляции, полированные камни, свидетельствующие о кокетстве дам, инструменты для нанесения татуировок, булавки с большими плоскими головками, полными стразов, и ожерелья, много, много, много ожерелий с бусами из редких предметов. Но во всем, что осталось от этих людей, перья и ткани стоят объемного и глубокого трактата о кокетстве, грации и легкомыслии. Ткани, которые ласкают, меха, которые электризуют, перья, которые притягивают. И, доминируя над всем, как объект большего культа, их флейты, их кены, их барабаны. Флейты, поющие о любви, кены, говорящие о печали и горечи, барабаны, оглушающие и устрашающие. Весь дух этих художников, этих женщин, этих любовников, которые говорят с нами из тайны своих далеких и сомнительных веков.
И эти мертвые предметы, эти костюмы редких праздников прошлого, эти упряжи, уже потускневшие от времени; эти мертвые славы солнца и его империи, немые и бездонные, забытые или мистифицированные профанами, кто знает, говорят ли они больше о своей утраченной славе, чем последние останки расы, которая сегодня затерялась в полях, оцепенела в пунах и плачет, не зная почему, на высотах холмов инков…?
Взгляд белых глаз
Хуако представляет индейца без упряжи, без отличий, без серег в ушах или наколок на висках. На нем только его обычная "унджу пача", накинутая на плечи и спускающаяся до бедер. Он сидит, скрестив руки и ноги и склонив голову вниз. Близкое сходство в позе с колоссальными Буддами, а во взгляде – что-то от "Мыслителя" Родена. Но глаза белые, без зрачков, как у греческих статуй. Красная глина, придающая ей телесный цвет, окрашена в белый цвет в том, что имитирует костюм, и в естественный белый цвет глаз и зубов. Эта голова смеется своим большим открытым ртом и огромными карикатурными зубами. Но смех умирает на губах, потому что выражение белков глаз, теряющихся под покатым лбом, трагично. Выражение безмерной боли, фатального бессилия; человек смеется, потому что не может или не должен плакать, но это заставляет его понять. В этой голове и в этом отношении развивается психологический кризис.
Интимная