Девилз-Крик. Тодд Кейслинг
все было настроено, Вэйлон предложил сделать перерыв перед тем, как включить горелку.
– Дай мне фонарик, – сказал он, – мне нужно пойти отлить.
Зик замешкался. Холодный шип вонзился ему в живот, наполнив таким страхом, от которого сжался кишечник и съежились яички.
– Не уходи далеко, – сказал он и тут же почувствовал себя глупо.
Вэйлон поднес фонарик к лицу и высунул язык.
– Спасибо, папочка. Постараюсь не попасться страшилищу.
Зик издал легкомысленный смешок, но когда Вэйлон вышел из хижины, оставив его сидеть одного в темноте на старом складном стуле, страх усилился. Минуту спустя он услышал, как Вэйлон ругает мух, забредая все глубже в деревню.
А затем наступила тишина, лишь жужжали вдали ночные насекомые да шелестели на слабом ветру листья деревьев. Зик ждал, пока глаза привыкнут к темноте, следя за контурами гнилой, грубо сколоченной двери, косо висящей на петлях. Пол был покрыт землей и листьями, а время от времени усиливающийся ветерок доносил прелый запах звериного помета. В дальнем углу хижины лежал старый матрас, покрытый темными пятнами и смердящий плесенью.
Зик задался вопросом, как, черт возьми, кто-то мог обитать здесь, в лесу, без водопровода и электричества. Конечно, люди жили так тысячи лет, но лишь потому, что у них не было выбора. Тот момент, когда человек получил в свое распоряжение свет и свежую воду, чтобы, когда нужно, он мог помыть себе задницу, стал настоящей поворотной точкой в истории цивилизации.
– И все же мы годами жили здесь. Мама, ты выжила из ума.
Воспоминания Зика о матери напоминали выцветшие снимки, окаймленные темными виньетками и обгоревшие по краям. Она так часто избивала его, что он думал, будто она его ненавидит, хотя говорила обратное. «Ты особенный, – всегда говорила она ему. – Ты – один из избранных Господом».
Он не чувствовал себя избранным. Его жизнь была нарезкой колоссальных провалов, чередой тихих трагедий. Все остальные выжившие дети из «Стауфордской шестерки» пошли дальше и чего-то добились. Но не Зик. Вместо того чтобы гулять в городе с девушкой или быть дома с семьей, он сидел на корточках в заброшенной хижине посреди глуши, готовясь варить партию «грязного» метамфетамина. Если и он должен был сделать что-то важное, то опоздал на этот автобус как минимум на пару часов.
«Один из избранных Господом, – подумал он. – Пошло все на хрен».
Как все эти люди могли быть такими невежественными? Он едва помнил их лица, но не забыл их беззаветную преданность, их радость и блаженство всякий раз, когда его отец говорил перед толпой. Он задавался вопросом, как столько людей смогло отказаться от всего, доверившись слову простого смертного.
Вот только, Эзикиел, это был не простой смертный. Это был твой отец. Твой спаситель. Он был словом, голосом и рукой Господа. Был. И есть. Однажды наступит расплата, о да, поскольку твой отец не закончил свои дела. Прямо сейчас он выбирается из ада и как спаситель еретиков возвращается домой, чтобы освободить свой народ.
Рассудок