Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии. Николай Зайцев
пули. Ковыряют и ковыряют меня.
Микола в одних подштанниках с крестом на тонком кожаном шнурке смотрит недоверчиво. Я дрожу как осиновый лист, что-то вспоминая. Взгляд цепляется за казачий крестик. Крест – как маяк для моряка.
Молюсь:
– Прости, Господи. Прости, Матерь Всезаступница.
Матерь Божья шепчет знакомым голосом Николая Ивановича:
– Тихо, Ваня, молчи. Не время сейчас говорить. Молчи.
А я молчу. Что есть сил, но так хочется кричать. Картинки кружат, меняются. И я отчетливо вижу манеж юнкерского училища.
Подо мной не лошадь, а здоровенное рогатое черное животное. То рычит, то мычит, то ребенком плачет – из ноздрей струи огненные. Кружится, меня пытается свалить, выбить из седла. Под тонкой кожей чувствую канаты мышц. Зверь очень свиреп и дьявольски силен.
– Юнкер Суздалев! Отставить! Как собака на заборе сидишь! Спину держи! Ровней. Рысью, марш! Давай!
Зверь подо мной дергается, набирает скорость. Земля под ногами дрожит.
И в спину ножом – раз, раз! Больно-то как! За что?
Огонь! Во рту, в горле, в животе. Сжигая изнутри, заставил закашляться, на каждый «кха» – удар ножом в спину.
На!
Еще?!
На!
Из темноты выплыл пластун. Стал подниматься, словно из воды выходит, шевельнул соломенными обвисшими усами и слабо подмигнул. Глаза красные, как у настоящего демона. Я сглотнул. Дьявол-мучитель, притворяется человеком, товарищем по оружию, и чего-то хочет от меня. Что за душу предложит?
Потемневшие от земли и времени крестьянские руки (такие ни с чем не спутаешь, но то я знал, кому они на самом деле принадлежат) протянули лепешку. Лепешку за душу бессмертную?
Дудки! За лепешку не купишь!
– А что ты хочешь за твою никчемную душонку? Твоего ухода никто и не заметит, а я могу тебе вот что дать.
Черт, притворяющийся пластуном, поднес к губам и стал лить в рот огненную жидкость.
Надежды не то что на выздоровление, но хоть улучшение здоровья поручика таяли по мере прихода нового дня. Хотя первым делом я смазал его раны сербским бальзамом, туго перевязал. По дороге к границе держи-деревьев Иван два раза терял сознанку, и приходилось его тащить. Брыкался по ходу, шагая в беспамятстве куда-то. Что он там видит? Знать бы. Спину всю отбил, но терпел – ругаться нельзя, и так плох поручик.
Не зря батька говорил:
– Не надейся на русских служивых. Солдаты плохо обучены, забитые. Офицеры изнежены, как их барышни.
Вот граф. Что это за титул такой – граф! Не русский какой-то титул. Чухонский, что ли, или шляхтецкий. Там графы, бароны, герцоги. И нет силы. Нет силы в названии, в толковании. А был бы нашим, да хоть простым казаком, давно бы на ноги встал. Не обороняет его вера.
– Барышня, – протянул я, да скажи такое в лицо графу, тут же пулю и получишь. Суровый в своих понятиях, честь бережет.
Фамилия, правда, русская, старинная. Суздаль – город древний. Суздалевы из тех мест, наверное. Видать, фамилия только и держит