Тихие сказки. Зинаида Миркина
от слов «настоящий принц» бросало в жар и в холод, а принца… Принц просто приосанивался и довольно улыбался. Вообще-то, когда он был один, эти слова – «настоящий принц» – не значили ровно ничего, кроме скуки, но зато произнесенные при других людях, они значили очень много. И поэтому принц терпеть не мог оставаться один. Ему надо было, чтобы все время рядом были люди, и притом почти все время новые, которые в первый раз слышат, что он настоящий принц. Ему это было надо, чтобы самому почаще удостоверяться в том, что он настоящий принц.
Никто никогда не оспаривал его звания, но почему-то ему все время надо было удостоверяться в этом. Может быть, чтобы чуть меньше скучать или просто чуть чаще забывать, что он смертельно скучает. Особенно он любил общество новых девушек. Было таким наслаждением смотреть, как они трепещут и замирают при словах «настоящий принц». А потом, когда они привыкали к этим словам, с ними случалось то же, что со всеми игрушками и картинами и драгоценными камнями, – он на них больше не смотрел.
– Ты настоящий принц, значит тебе надо настоящую принцессу, – сказала Легконожка, – а я простая девушка… Я пойду… – и в глазах ее повисли две капельки.
Тогда принц чуть наклонился, поцеловал ее сначала в одну капельку, потом в другую и сказал:
– Мне совсем не обязательна настоящая принцесса. Вполне достаточно того, что я настоящий принц. И тебе совсем незачем уходить.
Что случилось с ногами Легконожки? Почему они вдруг так отяжелели? Или это счастье так придавило их своей тяжестью, что они совершенно перестали ей подчиняться?
– Там, на берегу моря, мой дом, и меня там ждут, – сказала она, вернее, это сказали только ее губы, а ноги не сделали ни шагу.
– Там, на берегу моря, сейчас закат, – сказало ее сердце, а ноги опять не сделали ни шагу.
– Мы скоро пойдем с тобой вместе туда, на берег моря, – сказала она принцу и больше уже не спорила со своими ногами, которые не могли сделать ни шагу. – Скоро, скоро…
– Да, да, – сказал принц. – Да, да.
Так это началось. Она стала жить во дворце. И день, и другой, и еще, и еще. Она проходила по прекрасным залам, от которых вздрагивало сердце и широко раскрывались руки, но мимо, мимо, в зал, где были игрушки. Здесь она останавливалась. Надолго. Очень надолго. Ей казалось, что она видит то, что слышала от моря; ей казалось, что море лепит одну за другой сказки, и надо только угадать, из какой сказки эта игрушка, и из какой – та. И если угадать, то сказки составлялись сами собой, одна сказка за другой, и вот тогда-то она и взлетала и летала по залам, и сверкала, как все драгоценные камни, и кружилась. И принц летал и сверкал вместе с ней. И день, и другой, и еще, и еще… Но… все-таки, сколько же можно? Не без конца же?
– Как не без конца? А разве бывают концы?
– Конечно, бывают. У всего бывает конец. И всему бывает конец.
– Неправда. У моря нет конца.
– Ну, мало ли что море, а мы люди…
Это принц говорил про себя. А когда она смотрела на него, он старался загнать эти мысли подальше, чтобы они не выглядывали и она бы ничего не замечала.