Горе от ума. Александр Грибоедов

      Сужу-с не по рассказам;

      Запрет он вас; – добро еще со мной;

      А то, помилуй Бог, как разом

      Меня, Молчалина и всех с двора долой.

      Подумаешь, как счастье своенравно!

      Бывает хуже, с рук сойдет;

      Когда ж печальное ничто на ум нейдет,

      Забылись музыкой, и время шло так плавно;

      Судьба нас будто берегла;

      Ни беспокойства, ни сомненья…

      А горе ждет из-за угла.

      Вот то-то-с, моего вы глупого сужденья

      Не жалуете никогда:

      Ан вот беда.

      На что вам лучшего пророка?

      Твердила я: в любви не будет в этой прока

      Ни вó веки веков.

      Как все московские, ваш батюшка таков:

      Желал бы зятя он с звездами да с чинами,

      А при звездах не все богаты, между нами;

      Ну, разумеется, к тому б

      И деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он балы;

      Вот, например, полковник Скалозуб:

      И золотой мешок, и метит в генералы.

      Куда как мил! и весело мне страх

      Выслушивать о фрунте и рядах;

      Он слова умного не выговорил сроду, –

      Мне всё равно, что за него, что в воду.

      Да-с, так сказать речист, а больно не хитер;

      Но будь военный, будь он статский,

      Кто так чувствителен, и весел, и остер,

      Как Александр Андреич Чацкий!

      Не для того, чтоб вас смутить;

      Давно прошло, не воротить,

      А помнится…

      Что помнится? Он славно

      Пересмеять умеет всех;

      Болтает, шутит, мне забавно;

      Делить со всяким можно смех.

      И только? будто бы? – Слезами обливался,

      Я помню, бедный он, как с вами расставался. –

      Что, сударь, плачете? живите-ка смеясь…

      А он в ответ: – «Недаром, Лиза, плачу,

      Кому известно, чтó найду я воротясь?

      И сколько, может быть, утрачу!» –

      Бедняжка будто знал, что года через три…

      Послушай, вольности ты лишней не бери.

      Я очень ветрено, быть может, поступила,

      И знаю, и винюсь; но где же изменила?

      Кому? чтоб укорять неверностью могли.

      Да, с Чацким, правда, мы воспитаны, росли;

      Привычка вместе быть день каждый неразлучно

      Связала детскою нас дружбой; но потом

      Он съехал, уж у нас ему казалось скучно,

      И редко посещал наш дом;

      Потом опять прикинулся влюбленным,

      Взыскательным и огорченным!!.

      Остер, умен, красноречив,

      В друзьях особенно счастлив.

      Вот об себе задумал он высоко – –

      Охота странствовать напала на него,

      Ах! если любит кто кого,

      Зачем ума искать и ездить так далёко?

      Где носится? в каких краях?

      Лечился,