Фобии Морфея. Григорий Андреевич Неделько
до того, как… устранил её. Аннигилировал. Если не считать его собственных воспоминаний. То же самое случилось с большинством врагов высоко взобравшегося человека, в основном – под видом деактивации.
«Он был рецем, но станет домом, а потОм – предсказателем. Берегись, ибо он свергнет тебя и развеет твоё имя по ветру, как будешь делать ты сам с неприятелями».
Вот её слова.
Верховный не верил в них до конца, пока не появился этот… Юрий Фролов. Он бы мигом разделался с жалким червяком, если бы не другие слова предсказательницы:
«Смотри не ошибись. Ведь, попытавшись уничтожить главного врага, тем самым поставишь под удар собственные благополучие, жизнь, страну».
Вспомнив это, Верховный грязно, витиевато выругался неприятным, скрежещущим голосом. Бог ведает, к кому обращался в пустом огромном кабинете.
Да, он превосходно знал, на что способны рецы, в том числе бывшие. И не только из-за пророчеств одной-единственной женщины. Начнём с того, что она была не единственной. Закончим же тем, что он, верховный, правитель страны, начальник над предсказателями, – сам не пророк и не дом, а не кто иной, как обыкновенный рецессивный человечек. Им и останется до скончания дней своих – которые ему безудержно, безумно, любыми способами хотелось продлить!..
Творческий кризис
In ratio veritas.
Воспользовавшись свободной минуткой, я заскочил проведать старого друга, писателя. В последние дни он куда-то запропастился, на телефонные звонки не отвечал, и я – да и не я один – был серьёзно встревожен.
На звонок в дверь никто не отозвался. Волнение усилилось. Я снова нажал на пластиковый кругляшок. По-прежнему никого, и из-за двери – ни звука. Ещё немного поупражнялся со звонком; наконец соизволили открыть.
Друг стоял на пороге, взлохмаченный, растрёпанный, с красными глазами и вообще в таком виде, будто бы не спал целую вечность, но зато только и делал, что пил.
– Привет, Тоха! – весело поздоровался я.
Тоха болезненно поморщился и выставил вперёд ладонь, говоря таким образом, чтобы я помолчал или хотя бы изъяснялся потише.
– Что случилось? – перейдя на шёпот, обеспокоенно спросил я.
Тоха молча поманил за собой и медленно, неуверенной, покачивающейся походкой – точь-в-точь лодка на волнах – прошлёпал в комнату. Смущённый и заинтригованный, я последовал за ним.
В комнате так воняло перегаром, словно здесь на протяжении двух недель устраивала попойку компания алкоголиков. Я поморщился и постарался дышать через раз. Быстро осмотрелся: кровать не заправлена, кругом разбросана одежда…
Тоха плюхнулся на стул и застонал, будто мученик. Перед мучеником, на небольшом столе, возвышалось странное устройство, которое даже не берусь описывать: многочисленные трубочки и клапаны очень смутили меня, да и по форме агрегат – крайне витиеватый. Однако почему-то устройство показалось мне знакомым. Нет, прежде его не видел, но чудилось, что это некий весьма оригинальный образчик самогонного аппарата.
– Ты