Небеса наоборот. Максим Сергеевич Толстов
Египте сестра родная… ничего себе.
– Покойся с Миром, Вэрико, – сказал серьёзно Иван Максимович, провожая взглядом носилки.
Ещё немного постояли.
– А это… ой, смотри, Ваня! Это же певец Леон Сомов!.. Подожди, или это не он?.. Получается, Сомов летел с нами в одном самолёте, что ли?.. Вот это да! Мне бы Валентине Дмитриевне об этом рассказать!.. И как это я не заметила его?.. Или это всё-таки не он?.. Подожди. Скорее всего, не он, ошиблась.
– Скорее всего, ошиблась, – погладил профессор жену по голове.
– Точно, ошиблась. Не он.
Ещё постояли, потом ноги устали, присели.
– А за границей тебе, Ванечка, так и не удалось побывать. Жалко, – с лёгким вздохом произнесла Надежда Петровна и прижалась к мужу ещё сильнее.
– Да, не удалось побывать. Видимо, не суждено.
– Видимо, не суждено, да, – покивала, подумала. – И мне, видимо, не суждено.
Иван Максимович удивился:
– Почему, тебе не суждено? Ты же была с сестрой за границей.
– Да разве Белоруссия – это заграница? – отмахнулась старушка. – И летали мы всего на два дня. А тут Египет… другая Жизнь. Но, видимо, как ты говоришь, не суждено, – приподняла головку. – И остальным погибшим в этом самолёте, Ваня, тоже, получается, не суждено… Так, что ли?..
Иван Максимович остро почувствовал запах жареного и поспешил объясниться:
– Я имел в виду, Наденька, что мне не суждено за границей побывать. Мне. Я кроме себя никого не имел в виду.
– Как это на тебя похоже.
– Что?..
– Ты в своём репертуаре, Ваня, – скороговоркой заговорила супруга. – «Ничего не знаю, моя хата с краю». Будто ты вовсе ни при чём!
– А при чём здесь я, Наденька? – непонимающе заморгал глазами профессор Туманов. – Я, что ли, самолётом управлял?.. Я рядом с тобой, дорогая моя, сидел. Сидел и ручку твою добрую гладил.
Попытался погладить ручку, но Надежда Петровна отошла в сторону:
– Неужели ты опять ничего не понимаешь, Ваня?!
– Что опять?.. – У Ивана Максимовича разболелась голова. – Что ты там опять себе придумала?..
– Я ничего не придумала, Ваня. Я же тебя предупреждала, я же тебе говорила, нам нельзя лететь, но ты, как всегда, меня не послушал и сделал всё по-своему!
– Что я по-своему сделал? Успокойся, бога ради.
– Я зеркальце, Ваня, разбила! А ты под дурака косишь!
– О боже! – взревел Иван Максимович. – Куда бежать мне от этого бреда?! Надя, умоляю, хотя бы после Смерти не рви мне нервы!
– Я тебе говорила! Я разбила, значит, нельзя нам лететь!
– Ну, если ты разбила, может, ты тогда во всём и виновата?! – прикрикнул на жену интеллигентнейший Иван Максимович и даже добавил сверху редкое, но крепкое мужицкое словцо.
Пожилая супруга оскорблённо раздула ноздри:
– Ах, вот как ты заговорил со мной! Не ожидала от тебя, Ваня, не ожидала.
– Ладно, Надя, извини.
– Не извиню, Иван Максимович.
– Да ты не поняла…
– Я всё поняла. Давай сделаем так: я пойду немного прогуляюсь,