Она принадлежит мне. Дженна Джей
в себя. Эти недели были невыносимыми. Мигрени, кошмары, постоянные боли – всё просто изнывало меня каждый день, и я не могла ничего с этим сделать. А самое ужасное, что в воспоминаниях была пустота.
Вскоре Айзек вернулся. Он сделал нам горячий травяной чай, и мы сели пить его возле камина.
– Тебе не холодно? – спросил он.
– Нет.
– Кристал, я не собираюсь спрашивать про твоё самочувствие. – сказал он аккуратно, следя за моей реакцией.
Я посмотрела на него вопросительно.
– Я имею в виду, что совершенно ясно, что с тобой не все в порядке, – сказал он, пристально глядя на меня.
– И я не собираюсь притворяться, что ничего не замечаю. Выскажешь – станет легче.
Айзек некоторое время пристально смотрел на меня, видимо ожидая, что же я скажу.
А что же мне было сказать? Нечего.
Пожалуй, надо найти правильные слова, чтобы выразить охватившее меня смятение…
Но таковых не было.
Торнадо, пройдя по моей душе, не оставило ничего, кроме хаоса и разрушения. Как я могла передать тяжесть пустоты, страха и боли, которые так долго давили на меня какими-то словами?
Слова состоят из одних и тех же 33 букв, которые просто расставляют по-разному. Как они могут что-то вообще означать?
Детдомовские не верят в слова. Если тебе что-то не нравиться, меняй это. Мы не делимся своими чувствами и не раскрываем свои слабости, потому что это может привести к уязвимости, которая может сделать нас легкой мишенью хищников.
Айзек опустил стакан на стол, возвращая моё внимание к нему.
По спине пробежал холодок. Некогда завораживающие голубые глаза потемнели, а точеная линия подбородка напряглась, придавая ему суровый и устрашающий вид.
– Ты не услышала вопроса? – потребовал он, его голос прорезал тишину.
Я с трудом сглотнула, чувствуя, как тяжесть его слов давит на меня. Мой разум лихорадочно работал, но губы онемели.
– Я…Я услышала, – пробормотала я, изо всех сил пытаясь обрести дар речи.
– Тогда отвечай, – твердо сказал он. – Ты не можешь просто сидеть в своей скорлупе и ожидать, что все будет хорошо.
Голос Айзека был холодным, жестким и непреклонным.
Таким его я ещё не слышала.
– Если у тебя есть какие-то беспокойства, а они у тебя явно есть, ты должна их озвучить. Я ясно выразился?
– Д-да, – заикаясь, выдавила я.
– Тогда говори, – потребовал он, сверля меня взглядом.
Меня охватила паника, и я не могла подобрать слов.
– Я не знаю как, – наконец смогла прошептать я, чувствуя себя маленькой и беспомощной перед ним.
Айзек смотрит на меня, и выражение его лица немного смягчается.
– Что ты чувствуешь? Скажи первое слово, которое пришло на ум.
– Ничего.
– Ничего, это то, что ты чувствуешь? – повторяет он низким и размеренным голосом.
Словно тяжелый груз давит мне на грудь, выдавливая из меня дыхание. Мне сразу хочется забрать сказанное обратно.
– Не знаю…
Айзек вздыхает.
– Ты