Сотник. Бывших не бывает. Евгений Красницкий
мгновением позже, а после того как прозвучало «аминь», истово перекрестился вслед за отцом Меркурием и остался стоять, ожидая, когда священник благословит трапезу. Тот не заставил себя долго ждать:
– Господи Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех Святых Твоих, яко благословен еси во веки. Аминь.
Отец Меркурий перекрестил тряпицу с разложенной на ней едой и, улыбнувшись Харитоше, снова присел на край саней. Обозник опустился следом. Бывшему хилиарху жутко хотелось есть. Он сам не понимал, что разбудило в нём такой зверский голод. Но уж чего-чего, а поголодать ему в жизни пришлось немало, и отставной сотник сдерживал себя. Невежливо приступать к трапезе до того, как хозяин оделит гостя и сам возьмет первый кусок. Хозяином же здесь, несомненно, являлся Харитоша. А тот то ли проголодался не меньше своего попутчика, то ли жизнь, проведённая в разъездах, научила не терять времени даром, то ли ещё по какой причине, но себя ждать не заставил. Узловатые пальцы с треском обезглавили его копчёное величество, те же пальцы, но уже помогая себе ножом, располовинили обезглавленную тушку вдоль хребта, а затем и разрезали две полутуши на равное количество аккуратных кусков. Отец Меркурий, исходя слюной, наблюдал за этим действом. Харитоша же тем временем бережно взял в руки краюху хлеба и, стараясь не уронить ни крошки, начал её резать. Водрузив на отрезанный ломоть кусок рыбы, он с поклоном протянул снедь священнику.
– Откушай, батюшка.
– Благодарствую, Харитоша, – отец Меркурий, дождавшись, когда сотрапезник откусит первый кусок, жадно впился зубами в еду.
Некоторое время они молча отдавали дань несомненным достоинствам копчёного леща, не забывая, впрочем, и о других составляющих их простой, но сытной трапезы. Отец Меркурий уже привычно отметил предупредительность своего попутчика. Действительно, всю дорогу от Турова Харитоша не выставил на стол ничего скоромного, более того, и сам питался постной пищей, хотя до начала поста было ещё далеко. Делал это обозник не из какого-то особенного благочестия, а исключительно из деликатности. Ему казалось невежливым есть то, что из-за принятых обетов недоступно его сотрапезнику. Даже когда отец Меркурий прямо сказал, что нисколько не будет страдать оттого, что на их столе появится запретное для него самого мясо, Харитоша замахал на него руками:
– Что ты, батюшка, разве ж это дело когда одни едят, а другие глядят!
Меж тем, снеди на тряпице изрядно убыло. Челюсти двигались уже не столь бодро и, как всегда, когда первый голод оказался утолён, сотрапезники стали превращаться в собеседников. Первым начал словоохотливый, как большинство обозников, Харитоша:
– Ну как тебе рыбка, батюшка, по нраву пришлась?
– Хороша. Царскому столу впору. – Отец Меркурий порадовался про себя, что на сей раз казавшееся ему таким странным слово «царский» всплыло в памяти без малейших усилий.
– Царскому? – переспросил возница – А ты что, батюшка, с самим