Тайна одной саламандры, или Salamandridae. Дмитрий Миропольский
во французском Иностранном легионе трудно встретить немцев, зато после Второй мировой бывшими солдатами вермахта укомплектовали чуть ли не половину подразделений. Немцы шли в легионеры от безысходности: на родине и в других странах им не очень-то радовались, а колониальные войны требовали пушечного мяса.
– Прадедушка не был военным преступником, – говорила Клара. – Его забрали в армию под конец войны. Во Франции он попал в плен. А дальше просто не знал, что делать. Здоровый парень, совсем молодой; Германия разгромлена и разрушена, родственники погибли, возвращаться некуда, работы нет…
Клара мало что помнила из рассказов старика-легионера, которому в пору их общения перевалило за восемьдесят. Да и вряд ли он делился чем-то действительно важным с маленькой девочкой. Но её память сохранила выцветшую эмблему, татуированную на шершавом плече прадеда.
Мунин тоже заинтересовался Иностранным легионом. Для историка из России старинная граната – правда, не с семью, а с тремя языками пламени – до сих пор обозначала только лейб-гвардии Преображенский полк Петра Первого. Внезапная болезнь помешала проявить интерес к Легиону по-настоящему: Мунин слёг с лихорадкой.
Круиз пришлось прервать. «Принцесса» в это время была заметно дальше от Бангкока и даже от Паттайи, чем от острова Чанг.
– Возвращаемся на базу, – скомандовал Одинцов, и Леклерк направил яхту к острову.
Глава VI
– Дéнге? – спросил Одинцов у врача, который смотрел на него снизу вверх через толстые стёкла больших очков.
Таец был невысоким, щуплым, взъерошенным и походил на школьника, стащившего у взрослых медицинский халат. Он поджал губы и сухо сказал:
– Мы предпочитаем называть болезнь вашего сына таиландской геморрагической лихорадкой, мистер Майкельсон.
– Хреново, – пробормотал Одинцов себе под нос.
Лихорадку денге он распознал по симптомам. В пути до Чанга температура у Мунина подобралась к сорока градусам; его трясло и тошнило, на коже проступила сыпь, лимфатические узлы распухли… Одинцов подумал, что на острове может не оказаться медиков нужной квалификации. Поэтому Леклерку было велено править сразу на материк: в десятке миль от Чанга через пролив располагался Трат – местный промышленный центр и столица провинции.
Врачи запретили женщинам сопровождать Мунина в инфекционное отделение, но с грозным Одинцовым предпочли не связываться. К тому же он убедительно играл роль Карла Майкельсона – отца приболевшего Конрада Майкельсона – и щедро подкрепил наличными просьбу скорее поставить мальчика на ноги, а ушёл, только убедившись, что Мунин окружён заботой.
Клара заглядывала Одинцову в глаза и спрашивала сквозь слёзы:
– Это очень опасно, да?
– Это вирус? Мы тоже могли заразиться? – беспокоилась Ева; для неё сейчас важнее всего было здоровье будущего ребёнка.
Одинцов успокаивал обеих, как мог. Объяснял, что историк