Нефритовый тигр. Александра Сутямова
измождённой долгим палящим солнцем кожей. Их одежда походила на лохмотья, однако сами они производили впечатление опрятных людей. Коренастый старичок с щетиной и глубокими морщинами на лбу трепетно заворачивал акупунктурные иглы в лоскут. Заметив, что больная пришла в себя, старушка с пепельным пучком на голове радостно воскликнула:
– Смотри, смотри! – она указала пальцем на очнувшуюся Сону.
– Вы проснулись?! – старик измерил пульс и осмотрел страдалицу, после чего облегчённо выдохнул: – Теперь позади. Не знаю, по какой беде, но вы были слабы и потому спали несколько дней.
Сона огляделась. Было светло. Все трое находились в маленькой комнатке крестьянской хижины, построенной из плетённого бамбука. Посередине, верхом на цза-отай[1], выпускал пар котёл – в нём что-то готовили. Кроме очага, на земляном полу стояли старый сундук и массивный бревенчатый столик с посудой; вокруг последнего расположились дряхлые подушки. Окна крохотные, без стёкол, и, по-видимому, даже об одной шторке не могло быть и речи. Сама больная лежала на твёрдой постели, накрытая потемневшим хлопковым одеялом, давным-давно потерявшим свою форму. Она не могла осознать, что же произошло: голова оставалась горячей, а мысли тяжелыми.
– Что с тобой случилось, дочка? Кто ты? Где твоя семья? – с неподдельным участием спросила старушка. Рядом с супругом она казалась совсем низенькой.
– А я где?
Хозяйка налила в широкую глиняную чашку воды и предложила гостье:
– В шанцун[2] близ Шэн Хэ[3], давно забытой, всего-то несколько домов. Раньше в каждом из них жили семьи, но вот земля обнищала, и многие ушли в ближнюю. Рядом с ней большие поля… – начала тараторить многое повидавшая на своём веку женщина.
Сказанное отрезвило Сону:
«Деревня?» – в голове проплыли размытые воспоминания об университете, даме в богатых одеждах и сияющем юноше.
– …Мы с мужем остались, ведь в этом доме прошла вся наша жизнь. Люди, по памяти, приходят за травами и отварами, оттого не голодаем…
– Это сделал Кохас? – тихо произнесла Сона.
– Что такое «кохас»? – уточнил лекарь.
– На своём говорит, а может, снова в бреду… – сокрушалась жена лекаря.
«Дайте сообразить! – голова гудела, вспомнились просьбы о помощи и слова юноши у хижины. – Сон. Или нет? Чёрт дёрнул согласиться! – продолжала размышлять Сона. – Или я ещё не проснулась? Наиболее рациональный вариант! – девушка вскочила на нетвёрдые ноги, подошла к столику с кувшином, из которого внимательная сиделка наполняла чашку, и под недоумевающие взгляды стариков вылила оставшееся на себя. – Холодно!»
– Дочка, ты же заболеешь! – заботливая старушка сняла с постели одеяло и накрыла им подопечную: – Подожди, принесу сухое, – с этими словами она пошаркала в сторону затёртого сундука.
«Галлюцинация?»
– Как ваше имя? – поинтересовался хозяин лачуги.
– Сона, – почему-то даже не подумав его скрывать, выпалила
Цзаотай (кит. 灶台 zàotái) – традиционный китайский кухонный очаг, плита. (
Шанцун (山村 shān cūn – «горная деревня»). На самом деле данная деревня находится не на горе, а вблизи горного хребта, однако является самым близким к нему поселением, а потому получила название горной. (
Шэн Хэ (от 生 shēng – «жизнь» и 河 hé – «река, канал») – главная река Царства Южных равнин. Предполагаемый перевод – «живая река», названная так из-за ведущей роли в жизнеобеспечении городов и государства в целом. (