Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит. Эшли Форд
в ванную, где в розовом стакане у раковины была моя замечательная зубная щетка. Я дотрагивалась до всех вещей, которые напоминали мне о моей новой жизни в Миссури, где никто не бил меня, где я могла читать сколько угодно и где не было ржаво-красных пятен в ванне. Я обратилась к бабушке, не глядя на нее.
– Не отвози меня больше никуда, ладно? Я не хочу никуда уезжать.
Она посмотрела на меня, затем на задний двор, туда, где я играла без разрешения. Она схватила меня за руку и повела к деревьям, взяла лопату и мешок из грубой ткани, валявшийся рядом с грилем. Потом мы шли дальше и дальше, пока не дошли до той части нашего участка, где прадедушка косил траву. Притоптав немного траву, бабушка воткнула лопату в землю. Она копала медленно, целенаправленно, как будто тайком похищала у земли ее сокровище. Почва была мягкой, и вскоре она попросила меня подойти поближе.
Я заглянула в яму и увидела садового ужа. Нет, двух, трех, четырех… множество садовых ужей. Они сплелись в своего рода узле, хотя и не вплотную друг к дугу. Они двигались быстро и упорядоченно один вокруг другого. Они не боролись и не старались побыстрее скрыться от нас или от кого-то еще.
– Что они делают, бабушка?
Бабушка смотрела в яму.
– Они любят друг друга, детка.
Порывшись в мешке, она достала жидкость для розжига, налила ее в яму и подожгла спичку. Трава вокруг ямы загорелась, змеи – тоже. Инстинктивно мне захотелось схватить их и отбросить как можно дальше, в безопасность, но я тут же вспомнила, как они кусаются; я колебалась слишком долго, чтобы им можно было помочь.
Продолжая гореть, змеи не уползали прочь и не бились в безумии. Они лишь плотнее прижимались друг к другу. Даже когда от огня облезали их чешуйки, они старались сильнее сплотиться, прижаться к другим змеям вокруг них. Их зеленая кожа темнела и покрывалась пузырями; из-под металлического капюшона каждой сочилась и закипала плоть. Они не паниковали, не убегали. Я заплакала.
– Тебе придется вернуться. Нам обоим придется вернуться домой. Мама скучает по тебе.
Бабушка взяла меня за руку, и мы обе продолжили смотреть в яму.
– Эти твари загорелись, но не покинули друг друга. Мы не отказываемся от своих. Мы не перестаем любить наших родных.
Она смотрела на меня, и ее глаза наполнялись слезами.
– Даже когда сгораем заживо.
8
Перед тем как отправиться в Индиану на автобусе, бабушка облачилась в розовый спортивный костюм и надела на меня такой же, чтобы мы не потерялись в толпе. Когда люди, ожидавшие автобус, толкались – особенно при посадке, – бабушка сжимала мои пальцы, притягивала к себе и пристально глядела на каждого, кто, по ее мнению, подходил ко мне слишком близко. Я ненавидела, когда она сжимала мне руку. Я ощущала, как страх и напряжение спускаются с лица бабушки по шее и плечам, переходят в ее руку, а затем и в ладонь, сминавшую мою. От этого я тоже начинала испытывать страх, хотя бояться, казалось бы, было нечего. Она заставляла меня бояться чего-то невидимого. Но мне нравились костюмы