Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли. Дарья Недошивина
и подобает молодому Делону, Сашка жил в чилауте, то есть в комнате у пожарного выхода, в которой в четвертом корпусе можно было нарушать любые правила. Все здесь – от протертого пола до облупившегося потолка – пропахло сладким запахом порока. И карболкой, конечно же.
Вдоль шкафа выстроена ровная батарея кроссовок и кед, на дверце огромный плакат с Бритни Спирс в прозрачном платье, у которой черной изолентой заклеен рот. На тумбочке несколько разных гелей для душа с изображением мужчин с рельефными торсами, которые как бы намекают на то, что выходит Сашка за ними из ванной тоже голый.
Кровати такие же, как у нас, – панцирные, застеленные покрывалами с рисунком «турецкий огурец», но не зелеными, как у всех, а синими, которые, должно быть, ввиду редкости ценились здесь выше.
На стоящем у окна стуле горой навалены джинсы, футболки, шорты, сверху небрежно брошена белоснежная рубашка, на столе под бумагами блестит полукружье стеклянной пепельницы с одной затушенной сигаретой Winston. Эта яркая деталь, видимо, призвана подчеркнуть, как на самом деле глубоко одинок хозяин этой комнаты.
– Как милая вещица, – сказала Анька, разглядывая абсолютно обычную пепельницу. – Чешский хрусталь?
Сашка забрал у нее пепельницу и щелчком отправил сигарету в ведро.
– Не знаю. В баре на Никольской спер.
Возле пепельницы, мигая всеми кнопками, крутит диск CD-плеер с колонками, рядом валяются раскрытые пластиковые боксы с затертыми обложками: My Chemical Romance, The Offspring и Blink-182.
– Панк-рок? – спросил Сережа из вежливости.
– Нет, – ответил Сашка, расчищая место на кроватях. – Я вообще-то Френка Синатру люблю, а это просто день тяжелый был. Да вы проходите, куртку мою бросьте в кучу там…
– А это что? – спросила я, обнаружив под списками и сценариями хвост знакомого палтуса.
– Да, кто-то на КПП копченого сибаса оставил.
– Са-аш, – забеспокоилась я. – Ты дежурил с двух до четырех, а на улице плюс тридцать!
– Да что ему будет?
Усадив Аньку на кучу джинсов, а всех остальных на кровати, Сашка достал из ниши тумбочки коробку конфет, сдернул с нее целлофан и предложил начать сразу со сладкого. Все отказались, но конфеты были с ликером, и все согласились.
– Что здесь еще… Тунец, тушенка… Нет, это долго.
Ящик тумбочки был немедленно вытащен, а его содержимое вывалено на кровать рядом с Сережей и Женькой.
– Тушенка! – обрадовалась я. – Лехе отдайте, он просил. Стоп! А это что? – Я вытащила из кучи запрещенных продуктов упаковку презервативов Durex и положила ее на ладонь. – Это тоже детям передали?
– Нет, – сказал Сашка, чуть ли не с благодарной улыбкой забирая коробку, – это Маринка свои у меня прячет.
За дверью послышался топот, детская рука просунула в приоткрытую дверь два фоторобота: один Карла Маркса, другой Фиделя Кастро.
– Подойдет? – спросили из-за двери.
– Подойдет! – крикнул Сашка и отпустил отряды на поиски Бороды.
Сидя на кровати, Маринка