Вихрь переправ. Ольга Васильевна Ярмакова
мне в глаза, посмотри, ну же!», – приказывал он одновременно ласково и властно.
Сердце испуганно застучало невпопад, голова закружилась, внутри, где-то в области желудка, зародилась и поднялась волна отвращения и тяжести. Эта ноша отягчила его организм, от неё чувствительный желудок тут же замыслил избавиться. Нет! Ещё миг – и его вывернет на пыльный, каменный пол, под дрожащие ноги, отняв последнюю выдержку и стойкость. Но властный глас, казалось, имел силу и над возмущённым организмом Матфея, сдерживая позорный порыв.
И Матфей едва не поддался на уговор и не остановил свой взор на золотистых очах. Но кривая и полная фальши улыбка, вспыхнувшая в предчувствии скорой победы на устах пришельца, отрезвила Матфея. Сердце выдало такой нервный и быстрый стук, что ещё чуть-чуть, и оно бы разорвалось, не вынеся накативший шквал гадливости и беспредельного ужаса. За человеческой маской таилось нечто неподдающееся осознанию, но осязаемое на чувственной волне. Вновь он стиснул веки, крепко, до белых точек под кожей и, отгоняя, словно назойливую муху, вкрадчивый и манящий голос, побежал прочь от базальтового пьедестала, от клокотавшего чёрной жизнью зеркала в костной оправе, от чуждого разума, что паучьими ножками цеплялся за мозг. В темноту, в непроглядный, сухой, удушливый мрак, оставляя позади единственный пятачок света. Далеко позади раздался оглушительный треск: то ли свод пещеры наконец обрушился, погребя злокозненный портал, то ли зеркало само упало и разбилось вдребезги, как того и желал Матфей.
До ушей долетел гневный и отчаянный возглас. Найду тебя! И смолк вместе с легионом других проклятых. Матфей остановился: бежать, не зная дороги, глупо и безрассудно. Только теперь он осмелился открыть глаза. Темнота не пугала, но и не обнадёживала. Он словно угодил в чёрный туман, высушенный и выжатый до капли. Как муха в паутине.
Где-то упал последний камень, покой вновь восстановился, будто ничего и не случилось.
Теперь в кромешной тьме ему хорошенько, в деталях вспомнилось обличье потусторонца. Неприятный холодок вновь обжёг льдом позвоночник от узнавания. Деталь за деталью проступала на податливом покрове черноты, сомнений более не оставалось: тот, кому принадлежал взгляд золотистых глаз, выглядел точь-в-точь как Матфей. Но подобное сном не может быть. Или нет? Но тогда, где он?…
2. Бегство продолжается
Когда в муть единственного целого окна протиснулся тусклый и вялый проблеск утра, Эрик Горденов радостно встрепенулся и с наслаждением, до хруста в суставах потянулся. Его чересчур громкий и бодрый голос озвучил то, что думал каждый:
– Наконец-то! Наконец-то утро. Ещё немного и я бы одеревенел окончательно на этом стуле. И околел от холода.
Все давно проснулись, если, конечно, можно было назвать сном ту неудобную дрёму, и ждали, когда кто-то первым даст сигнал к подъёму. Ведь никому не хотелось быть не учтивым по отношению к товарищам, ненароком прервав драгоценный сон неловким шорохом. Поэтому, радостный