Созвездие Гончих Псов. Константин Паустовский
дерутся за очень понятные вещи! Может быть, все это будет длиться очень недолго, но что с того?
– Что с того? – вслух повторил Ньюстэд.
Девочка не оглянулась. Она сидела все так же неподвижно.
«Большое горе», – подумал Ньюстэд, глядя на нее. Он хотел потрепать ее по плечу, но не решился.
Отсюда, из долины, обитатели обсерватории показались ему мертвецами, которые только притворяются живыми и спорят, говорят, едят и наблюдают звезды, как заводные куклы. Особенно раздражал Дюфур – ходячий часовой механизм с изысканным звоном. Тихоня Эрве казался неплохим человеком, но жизнь в обсерватории вышелушила его и иссушила, как мумию.
– Один Мэро, – пробормотал Ньюстэд, – но он так стар, что может умереть от сильного порыва ветра.
За одним из поворотов, откуда уже была видна обсерватория, шофер остановил машину.
– Теперь не стоит торопиться, – сказал он. – Посмотрите на мачту.
Ньюстэд всмотрелся и увидел флаг. Он был приспущен до половины. Эта традиция была близка Ньюстэду. Сын морского капитана, любителя астрономии, он хорошо знал морские нравы, и приспущенный флаг – знак траура – всегда вызывал у него ощущение несчастья. С давних пор многие обсерватории Европы придерживались этого морского обычая.
Ньюстэд понял, что опоздал.
Ворота обсерватории были закрыты. Несмотря на гудки, никто не вышел навстречу. Шофер вылез из машины и сам открыл ворота.
Ньюстэд взял девочку за руку и повел ее к Терезе.
– Как тебя зовут? – спросил он ее по дороге.
– Си, – шепотом ответила девочка.
– Сесиль? – переспросил Ньюстэд.
– Си, – повторила девочка, и из глаз ее потекли слезы.
Больше Ньюстэд ничего не спрашивал.
Заплаканная Тереза встретила девочку спокойно, будто только ее и ждала. Она вытерла руки о передник и, присев на корточки, начала разматывать на девочке рваный черный платок. Она заговорила с ней своим грубым, мужским голосом. Девочка отвечала шепотом, но не плакала. Ньюстэд ушел, недоумевая, – он так и не понял, в чем заключена эта чертовская тайна общения с детьми.
Он прошел в комнату Эрве, где лежал умерший. В столовой зеркало было завешено старым холстом.
В коридоре он встретил Матвея. Садовник нес только что срезанные ветки сосен и тиса с темной листвой. Они вместе вошли в комнату.
Человек лежал, вытянувшись, под простыней, на кровати. Волосы его были причесаны, и через лоб тянулся запекшийся шрам.
Матвей разбросал по полу хвою. На столике горели две восковые свечи. Пламя трещало. Шторы были спущены.
– Это зажгла Тереза, – сказал тихо садовник. – Женщины знают, как обряжать умерших.
Ньюстэд посмотрел на лицо неизвестного. Оно было молодым, но очень измученным. Две глубокие морщины, как шрамы, лежали на щеках. Выражение губ было таким, будто человек кого-то вполголоса звал.
– Вот и смерть погостила у нас, сударь, – сказал Матвей. – Профессор Эрве приказал вырыть могилу около ограды, под старым тисом.
– Где