Да здравствует ворон!. Тисато Абэ
требовало от молодого господина очень немногого. Оно просто призывало к себе слугу по любому капризу и поливало его бранью. При этом стоило тому чуть опоздать, настроение у чудовища ужасно портилось и Ямаути снова сотрясали небольшие толчки.
Огромная обезьяна, что прислуживала чудовищу, всегда ухмылялась при виде молодого господина. Самому Юкии больше не доводилось ее видеть, но, слушая рассказы хозяина, он никак не мог понять, что обезьяны замышляют.
Территория за воротами называлась священной, и молодой господин лично запретил Юкии сопровождать его туда: говорил, что, если с ним самим что-нибудь случится, тому придется взять на себя командование.
Обычно штабные проводили весь день в выделенной комнате в Кэйсоин. Но Юкия служил также и в Ямаути-сю. Разумеется, когда молодой господин возвращался в Ямаути, ему требовалась охрана, поэтому в перерывах между занятиями по тактике Юкия заглядывал в комнату отдыха в Сёёгу.
Сейчас молодой господин опять составлял компанию чудовищу на священной земле. Юкия хотел поспать до его возвращения, однако сон оказался не из приятных.
Харума – его кохай по Кэйсоин и одновременно преданный подчиненный – покаянно склонил голову, извиняясь за то, что разбудил.
– Что-то случилось?
– Прибыл гонец из Мэйкёин. У них есть сообщение для Его Высочества, и вас тоже просят явиться вместе с ним.
– А Его Высочество?
– Еще не вернулся. Господин Сигэмару сказал, что сопроводит его, и предложил вам пока лететь в Мэйкёин. А там вы его смените.
– Ясно. Тогда отправляюсь. Подготовь коня.
– Слушаюсь!
Юкия быстро собрался и вылетел из Сёёгу. Харума проводил его.
Вечер еще не наступил, но небо было темным, а ветер пах сумерками. Внизу он видел еще не восстановленную часть города. Пейзаж выглядел совсем иначе, чем когда он впервые прибыл сюда вместе с отцом. Юкии ужасно надоела навевающая мрачные мысли картина, поэтому он пришпорил коня.
Он любил семью и родные места. Войдя в этот мир двадцать лет назад как второй сын наместника Тарухи, что в северных землях, с тех пор он ни разу не усомнился в своем чувстве.
К тому времени, как мальчик осознал себя, он уже понимал, что из трех братьев только у него другая мать: в усадьбе наместника не было недостатка в родичах, которые талдычили, что его нужно отдать в приемную семью, либо судачили о его покойной родительнице.
К счастью, у Юкии была и другая мать, которая воспитала его: Адзуса. Она любила мальчика, ничем не выделяя его среди собственных сыновей, да и ее родные дети – старший и младший братья Юкии – тоже никогда не обращали на это внимания.
Родная мать мальчика, несмотря на слабое здоровье, слыла женщиной резкой и безжалостной. Отец полюбил Адзусу еще до того, как ему просватали другую. И все же та, взывая к чести семьи, настойчиво хотела родить ребенка. Так она и умерла, не успев даже обнять свое дитя.
Юкия никогда не спрашивал отца напрямую, однако не сомневался, что тот испытывал к его матери сложные чувства. Во сне отец был жесток к сыну, хотя на самом