Звезды сделаны из нас. Ида Мартин
словно упали с разных планет.
Алина, однажды бесстыдно прочитавшая мой дневник, поставила диагноз «позднее зажигание» и, отсмеявшись, заверила, что когда-нибудь я обязательно влюблюсь и пойму, насколько была глупа в своей категоричности. С тех пор я не веду дневников.
Но в середине августа у нашего дома остановился пыхтящий фургон, здоровенные грузчики, матерясь, перенесли мебель и многочисленные коробки в соседний подъезд, и представительный дядя, руководивший процессом, рассчитался с ними наличкой.
У Бори как раз закончились пюрешки, но мама и Алина прилипли носами к окну и явно не собирались в магазин. И ни одна из них не отреагировала на просьбу закрыть за мной дверь.
Сжав в кулаке пятисотку и размахивая пустым пакетом, я сбежала по ступенькам вниз и замерла: у скамеек стоял еще один новый жилец – примерно мой ровесник – и задумчиво смотрел куда-то вверх, на кроны тополей, небо и солнце.
Парень как парень, разве что очень красивый.
Он перевел на меня взгляд, оценил мои шмотки, улыбнулся и одними губами прошептал: «Привет!»
Промычав в ответ что-то нечленораздельное, я позорно слиняла, но в душе поселился зудящий и ноющий интерес – он не отпускал, нарастал и в какой-то момент начал неслабо пугать.
Днями напролет сидеть на подоконнике и ждать внезапно стало жизненной необходимостью. А когда новый сосед показывался на улице и легкой походочкой спешил по своим неведомым, но явно волшебным делам, я превращалась в беспомощную муху, увязшую в сиропе.
Мы сталкивались во дворе еще трижды: каждый раз он одаривал меня широченной улыбкой, замедлял шаг, намереваясь что-то сказать, но так и не решился. Не решилась и я…
Алина, обладающая ведьминским даром считывать эмоции, расспросила молодых мамочек на детской площадке и, вернувшись с прогулки, как бы невзначай обронила, что в соседний подъезд заселилась семья из трех человек: Артём Клименко, его младший брат и мать. Что его родители развелись, и первого сентября он пойдет в мой класс.
Всю сегодняшнюю ночь, пялясь в темный потолок с отсветами фонарей, я ломала голову над этой информацией, но не определилась, что с ней делать.
Правда в том, что я изгой: в мире нет ни одной живой души, которой были бы интересны мои дела, мысли, мечты, планы.
Я не верю в любовь, дружбу и искренность и успешно отпугиваю от себя сочувствующих броским мейкапом и черными шмотками, поддерживая образ фрика и психопатки.
Однако мамины увещевания, что пора наконец превратиться в нормальную, положительную девочку, вдруг возымели действие: мне больше не хочется выглядеть отбитой. И выбывать из борьбы за внимание новенького, не поборовшись, я не собираюсь.
Раздаются жидкие аплодисменты, мелюзга высыпает к микрофонам и наперебой читает стихи. Артём совершенно расслабленно и чересчур мило общается с Миланой – той самой Людочкой Орловой, вместе с имиджем сменившей имя и без всякого труда убедившей всех, что теперь она другая личность, – что-то коротко шепчет