Серебряная река. Шеннон А. Чакраборти
женщина оборвала ее:
– Вы чем-то больны?
Такой неожиданный вопрос застал Хацет врасплох.
– Нет.
– Хорошо. Если заболеете или забеременеете, пожалуйста, сразу же ко мне. Я не хочу рисковать: если вы вдруг умрете – обвинят меня. Опять. – Манижа презрительно посмотрела на Гассана – на королевском лице расцветала ярость. – Я получила ваше приглашение на сегодняшнее… торжество.
– На мой обручальный обед, – поправил он. – Пир в честь вашей будущей королевы.
– Да, верно, – проговорила Манижа. – Только меня не будет. У меня с братом пациенты.
Не сказав больше ни слова, Манижа развернулась на каблуках и исчезла.
У Хацет пересохло во рту. Так. Ходили слухи, что между этими двумя был роман. Или ревность. Или Бану Нахида вынашивала романтические планы касательно Гассана. Она знала, что такое любовь, сменившаяся разочарованием. Тут дело в чем-то другом. Вино может превратиться в уксус.
Здесь она слышала остроту. Видела ненависть, чистую и беспримесную. И Хацет вовсе не была уверена, что у нее есть основания в чем-то винить Манижу после тех дьявольских дел, уж что это были за дела, когда Гассан подначивал Рустама разрезать запястье ножом.
– Мои досточтимые Нахиды, – ехидно сказал Гассан, не обращаясь ни к кому конкретно. – Не пугайтесь. Если понадобятся их услуги, уверяю вас, их манеры сиделок сильно улучшатся.
Хацет попыталась представить, что эта злобная женщина сидит у ее кровати, когда ей пришло время рожать, и быстро исключила такую возможность. Если она забеременеет, она напишет в Шефалу и попросит прислать ей какую-нибудь повивальную бабку из дома.
Вот только опасность для ее детей не сойдет на нет после их рождения. Рождение будет только началом. Хацет внезапно вспомнила слова, сказанные ей отцом в Та-Нтри, когда он начал по-новому видеть предложение Гассана:
«Не ввязывайся в чужую войну, дочка. Ты не знаешь о том насилии, свидетелем которого был Дэвабад. Ты не понимаешь вражду, которая существует между Кахтани и Нахидами».
И, как обещал Гассан, как он предупреждал…
Их дети будут Кахтани. И Хацет уже ответила согласием.
Мунтадир
Эти события происходят приблизительно за семь лет до событий, произошедших в «Латунном городе», и содержат спойлеры только к этой книге.
– Диру. – Чья-то рука потрясла его за плечо. – Диру.
Мунтадир аль-Кахтани застонал, зарылся лицом в подушку:
– Уйди, Зейнаб.
Миниатюрное тело его сестры рухнуло рядом с ним, кровать сотрясло, и боль с новой силой запульсировала в его голове.
– Вид у тебя ужасный, – весело проговорила она, убирая прилипшие к его щеке волосы. – Почему ты так потеешь? – Она вскрикнула шокированно и довольно испуганно. – Неужели ты пил?
Мунтадир прижал шелковую подушку к ушам.
– Ухти[1], для твоих игр еще слишком рано. Почему ты в моей спальне?
– Ничуть
Ласкательный термин, означающий «моя сестра» (