Вольный охотник. Виталий Останин
одиноким деревьям, после чего юноша почувствовал, как земля под ногами стала понемногу проминаться, а затем увидел и саму топь со следами почти полностью утонувшей и сгнившей до состояния трухи гати. Видимо, местные жители сюда не забирались около полувека, найдя другой путь.
Болото было обширно и кишело жизнью. Орали лягушки – у них как раз шел период свадеб. Проскользнула по воде полоса – незнакомой породы змея, скорее всего, кто-то из ужиных. Стая птиц, сформировав правильный клин, патрулировала воздушное пространство, а может, летела на некое место кормежки.
Обнаружилось и «приметное» дерево – черная ольха. Непонятно, как в такой местности мог вымахать такой великан, однако он не только вырос, но еще и выжил, после того как его ствол надвое разбила молния. Все, как и говорила бабка Ядга.
– Кровь, значит, пролить… – пробормотал себе под нос юноша, привязывая коня к стволу чахлой березки, растущей шагах в двадцати от ольхи. – И явится, стало быть, вестница. Ну, давай попробуем, чего ж.
Он аккуратно, пробуя прочность почвы ногой, перед тем как перенести на нее вес тела, приблизился к покалеченному дереву. Вынул кинжал, уколол палец и выдавил каплю крови на комель. Старуха же сказала – хотя бы каплю. Вот вам капля! Большего количества крови, чем необходимо, Ян лишаться не собирался.
Менее знакомому с предметом человеку могло бы показаться, что призыв вестницы кровью очень уж похож на темный ритуал из обширной коллекции таковых у закладных ведьм. Однако Ян совсем не переживал – демоническими обрядами здесь и не пахло. В основе призыва лежал еще ветхозаветный принцип – добровольная жертва. Не кровь имела значение, а готовность человека без понуканий с ней расстаться.
Пару минут ничего не происходило. Капелька крови успела почти исчезнуть, когда ветер, не имеющий ничего общего с естественными потоками воздуха, поднял прошлогодние прелые листья, закружил в причудливом танце и уронил обратно на землю. Оставив после себя фигуру худой до болезненности пожилой женщины в простом сельском наряде. Полупрозрачную – сквозь ее спину и лицо проглядывал ствол разваленного молнией дерева.
Она подняла голову и поймала взгляд юноши. В прямом смысле – поймала. Даже если бы он захотел, оторваться от двух глаз, синих, словно летнее безоблачное небо, уже не смог бы. Синь увеличилась – сперва до размеров ладони, затем большого блюда, а потом и вовсе заняла весь мир Яна.
Схожее ощущение он пережил, когда проходил тестирование в Экзархате. Тогда юноша тоже попал в некое место, не имеющее никакого отношения к пространству и времени, и которому больше всего подходило определение – Великое Ничто. Только в этот раз не было никаких созвездий, возникающих из ниоткуда божественных конструктов, вообще ничего похожего на акт первичного творения. Вместо этого Ничто поглощалось Тьмой. И он, Йоханн фон Эссен, находился на самой границе между полотном, на котором Творец создавал мир, и Хаосом.
Не было никаких слов. Не было посланий, откровений или даже запутанных,