Любовь далекая и близкая. Сергей Федорченко
у Гуриненко первым заместителем. Так уважают Григория Павловича.
– Вы, конечно, оба молодцы, особенно Леня. Так все развернул и, когда понял, что перегнул палку, умудрился расстаться по-хорошему. Как вы с телевизионщиками распрощались? Неужели они не обиделись?
– А на что обижаться? На правду, которую мы сказали? Друзьями после этой передачи не стали, но разошлись как цивилизованные люди. На той неделе они обещали приехать в институт снимать ролик о нашем объемном двигателе. Кстати, после нас должны были показать фильм о деревянных богах. Ты его посмотрела?
– Нет, сынок. Не стала смотреть, так устала, переволновалась, дело до валерьянки дошло.
– Часто ты к ней стала прикладываться, не бережешь себя. Может, отправить тебя куда-нибудь полечиться, заодно и отдохнуть? В ту же Усть-Качку, например?
– Что ты, Сашенька! Я хорошо себя чувствую. Ну, чуть понервничала, иногда слезу пускала, что из этого?
– А «из этого», как ты говоришь, выходит, что надо лечиться, чтобы слезы твои из глаз не капали. Словом, после Нового года возвращаемся к такому же разговору, договорились?
– Хорошо, сынок, договорились. Но еще задержу тебя на минуту-другую. Забыла спросить: ужинать будешь?
– Что ты, мама! После «Горного-то хрусталя»?..
– Тогда последний вопрос: как расстались с Мариной? Не хотела спрашивать, но не выдержала.
– Если очень-очень честно, то было грустно. То есть если честно говорить. Хотя Леня пытался веселить, рассказывая анекдоты. Мы прошли до трапа, обнялись, а когда она стала подниматься в самолет, то не выдержала и заплакала… Забыл передать от нее привет. И еще она очень – несколько раз – извинялась, что не получилось снова встретиться и попрощаться с тобой. Говорила, что ты написала ей какое-то особенное письмо, которое она теперь всегда носит с собой. Что за письмо ты написала?
– Ничего особенного. Просто откровенно под настроение выговорилась. Знаешь, сынок, я внимательно следила за тобой на экране, любовалась тем, как ты эффектно выглядишь, как убедительно говоришь. А сама все думала: ну почему ты такой одинокий? Да, у тебя есть друзья, это очень даже неплохие ребята. Но у них у всех уже семьи, дети, любимые жены. А у тебя? Нет никого. Появилась Галя, а вместе с ней надежда: еще немного – и внучат нянчить буду. И где они, наши с тобой внучата? Боюсь тебя обидеть этими словами и разговорами, но эта неизвестность… не дает покоя. И еще Марина… Пойми, я по-прежнему люблю Галю, как родную, и как-то, по-моему, говорила об этом тебе. Но эта добрая, красивая и тоже одинокая москвичка все больше нравится, в том числе и тебе. И это, сынок, объяснимо: девушки, как Марина, на вес золота – такой она замечательный человек. Так что нам с тобой теперь делать? Не пускать ее в дом? Дать, как говорят, от ворот поворот? Но ни я, ни ты не способны на такие поступки. Потому что это жестоко и, главное, совершенно несправедливо. Я смотрю, ты не реагируешь на мои слова. А я надеялась, что у нас получится серьезный разговор.
– Считай, что такой разговор состоялся. Молчал же я потому, что мне нечего было ответить. Ты, как всегда, права. Марина