Собрание сочинений в шести томах. Т. 6. Наука и просветительство. М. Л. Гаспаров
недостаток? – Бесчувственность
19. Ваша мечта о счастье? – Отдых в могиле
20. Что для Вас было бы самым большим несчастьем? – См. вопрос № 1
21. Кем Вам хочется быть? – См. вопрос № 15
22. Ваш любимый цвет? – Синий
23. Ваш любимый цветок? – Нет
24. Ваша любимая птица? – Der Zaunkönig (королек из басни Гриммов)
25. Ваш любимый писатель? – Пушкин
26. Ваш любимый лирик? – Верлен
27. Ваши герои в действительности? – Не встречал
28. Ваши герои в истории? – Оставшиеся неизвестными
29. Ваши любимые имена? – Constantia
30. Что Вы презираете больше всего? – Ничего
31. Какие исторические фигуры Вы презираете больше всего? – Никого
32. Какие военные достижения Вы уважаете больше всего? – Того генерала, которому поставили памятник за то, что он не пролил ничьей крови
33. Какие реформы Вы уважаете больше всего? – Нужные
34. Каким естественным даром Вам хотелось бы обладать? – Добротой
35. Как Вам хочется умереть? – Вовремя
36. Ваше теперешнее расположение духа? – Усталость
37. Ваш девиз? – На лицевой стороне: «Non ignara mali, miseris succurere disco» (Горе я знаю – оно помогать меня учит несчастным – из «Энеиды»); на оборотной: «Возьми все и отстань» (из Салтыкова-Щедрина).
На что, по-Вашему, больше всего похожа эта анкета? – На разговор Панурга с Фредоном.
– Какая, по-Вашему, связь между наукой и идеологией?
– Идеология как система навязываемых взглядов существует всегда, если не как догма, то как мода. Я могу выделить и то, что во мне от марксизма, и то, что от реакции на него. Моим стиховедению и общей поэтике одинаково неуютно и в советском, и в послесоветском идеологическом климате: там они слишком далеки от обязательной идейности, тут – от обязательной духовности. Сказать то, что ты хочешь сказать в науке, можно всегда: на то мы и учимся риторике. Смена режима сказалась в том, что раньше мне нужно было треть сил тратить на риторические способы приемлемым образом высказать то, что я думаю, а теперь этого не нужно; так что я полагаю, что теперь жизнь все-таки пока лучше. Во всяком случае, для меня, старого и безопасного. Лучше ли для молодых, которые должны пользоваться понятиями Деррида и Флоренского, как мы должны были понятиями Маркса, – в этом я не так уверен.
– В чем Вы больше западный, а в чем российский?
– Все хорошее в науке – общее для России и Запада. Все недостатки в ней – национальные: от русской, немецкой и прочей ограниченности. Если мне укажут мои недостатки (со стороны виднее), то скорее всего они окажутся российскими.
– Каково будущее России? С какими процессами Вы его связываете?
– Все то же: Россия по-прежнему будет взбегать через ступеньку вслед Западу и когда-нибудь сравняется с ним. Так взбегая, трудно не падать; сейчас она упала и расшиблась о ступеньки, а встанет ли она с левой ноги или с правой, не так уж важно.
– Точно ли так уж безразлично, встанет Россия с правой ноги или с левой?
– Первый год, два, пять – не безразлично, а потом все равно придется продолжать начатое.
–