Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке. Рикарда Вульпиус
власть над этими государствами от Орды – державы, под властью которой русские сами находились на протяжении более двухсот лет3.
Однако несмотря на очевидные признаки того, что падением старой империи воспользались для создания новой, в источниках конца XVI и XVII веков все еще обнаруживается недостаточно свидетельств того, что цари и их правящая элита осознавали себя правителями империи – империи, которую можно разделить на различные периферии, каждая из которых включала свои этнические группы4. Новое царство не могло или не стремилось говорить на имперском языке. Скорее политика базировалась (с незначительными, но немаловажными исключениями, которые еще будут рассмотрены в данной работе), как и прежде, на принципах патримониального государства, на принципе вотчины, которые определяли политические отношения между государем и его подданными в период раздробленности русских княжеств5. Согласно этим принципам, все подданные были в целом равны между собой по отношению к государю: не существовало принципиальной разницы между русскими и нерусскими, православными и неправославными землями6.
С завоеванием Сибири до границы с Китаем и с поглощением, помимо Казанского и Астраханского ханств, левобережной Украины, возникло обширное властное образование в виде многочисленных разнообразных этнических групп, конфессий и полунезависимых политических субъектов – де-факто империя7. Однако поскольку Московское государство продолжало в основном придерживаться патримониального дискурса, Александр Филюшкин предложил ввести для обозначения этой фазы понятие неонатальная империя, «империя-младенец»8.
Только в этом контексте становится понятно то значение, которое, как я намереваюсь показать в своем исследовании, имел XVIII век в развитии российского царства: это столетие, в котором разрыв между империей как категорией аналитического познания и категорией, происходящей из источников, исчезает. В этот период, обрамленный царствованиями Петра I и Екатерины II, произошли глубокие изменения в традиционном мышлении и практике российской элиты благодаря принятию изначально дихотомической концепции цивилизации и варварства из «Западной Европы»9. Эти перемены привели к формированию всеобъемлющего имперского самосознания, что, соответственно, позволяет говорить о рождении Российской империи в применении именно к XVIII веку10.
Эти изменения выразились – согласно центральным тезисам данной работы – во-первых, в том, что Петр I и его окружение, приняв парадигму цивилизованности, инициировали дискурс цивилизаторской миссии в отношении нехристианских этнических групп на юге и востоке, в котором роль образца играло собственное русское и аккультурированное российское население, включая крестьян, а также в том, что, независимо от этого процесса, Петр I начал дискурс самоцивилизирования
Однако это не исключало возможности предоставления различным этническим группам неотъемлемых прав на определенные земли в соответствии с Уложением 1649 года. Уложение, гл. 16, ст. 13 – 14 // ПСЗРИ. Т. 1. № 1 (29.01.1649). С. 1 – 161, здесь с. 76;
Выражение
Помещение понятия «Западная Европа» в кавычки указывает на то, что подобные географические объединения являются конструктами. Со второй половины XVIII века была «изобретена» «Западная» Европа – с положительной коннотацией – и, соответственно, «Восточная Европа» и «Россия», которая все больше причислялась к последней и, таким образом, в сознании людей исключалась из «Западной» Европы.
Жан-Поль Гишар назвал вышедшую в 2018 году книгу «L’ Émergence de l’Empire Russe. L’ Europe byzantine jusqu’à Catherine II» («Возникновение Российской империи. Византийская Европа до Екатерины II»), в которой, однако речь идет о внешнеполитическом развитии царства на протяжении четырех веков и, в частности, о территориальных завоеваниях на Западе.