Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке. Рикарда Вульпиус
в одном источнике не было обосновано, почему заложничество как метод стабилизации империи так ценилось российской стороной и почему его придерживались в течение столетий411. Несмотря на планы реформ, начатых Анной Иоанновной, Неплюев в начале 1740‐х годов, очевидно, считал необходимым решительно выступать также и при новой Елизавете Петровне за традиционную практику. Неплюев находился не в последнюю очередь под впечатлением от угрозы, которую представляли для царства восточномонгольские джунгары, расширявшие свои владения. Последние добились того, что глава Среднего жуза Абулмамбет-хан послал одного из своих сыновей в качестве заложника джунгарскому правителю.
Чтобы сохранить равновесие и хотя бы некоторое российское влияние на казахов Среднего жуза, которые в 1740 году присягнули также и российской императрице, Неплюев хотел получить любым путем другого ханского сына. Таким образом, заложничество сыновей хана в двух различных государствах служило для того, чтобы держать казахов Среднего жуза как минимум равноудаленно от джунгар и российского государства412. Правда, в случае с казахами Младшего жуза угроза подчинения джунгарам еще отсутствовала. Но тем очевиднее казалась Неплюеву необходимость укрепления связей с российским государством с помощью заложника и изначальное пресечение любого влияние джунгар.
Борьба за власть: оренбургский губернатор Иван Иванович Неплюев и казахский Абулхаир-хан
Поскольку Абулхаир, хан Младшего жуза отказывался предоставлять заложников, Неплюев продолжил риторику своих предшественников, маскируя статус заложника статусом «посланника». По поручению Неплюева генерал-лейтенант князь Василий Алексеевич Урусов, который в 1740 году вел со старшинами Младшего и Среднего жузов переговоры о присяге на верность, вновь обратился с просьбой о «добровольной» отправке «посланцев своих ко двору», на этот раз из числа казахских старшин. При этом он лукаво ссылался на детей, которых Абулхаир-хан до этого уже «добровольно» отослал ко двору, и заманивал перспективой, что дети из высокопоставленных семей могли бы надеяться быть также представленными императрице413.
Однако продолжать маскировать казахских заложников под «посланников» в 1740 году было уже рискованно: сын Абулхаир-хана Хож-Ахмет к этому времени уже был настолько измучен в Сорочинской крепости, что его из‐за угрозы самоубийства перевели в крепость в Казань, надеясь, что татарское окружение сможет поддержать его «хорошее настроение»414. О приличествующем положению образовании или о принятии при дворе императрицы речь даже не шла. Смелое упоминание Урусовым детей Абулхаира, вероятно, касалось исключительно первого из присланных сыновей – Ералы. Сразу после прибытия ему действительно «позволили» на короткое время окунуться в великолепие жизни при дворе415. Однако уже вскоре, как упоминалось выше, он против своей воли в течение четырех лет удерживался в качестве заложника
Несколько лет спустя Тевкелев, в духе Неплюева, назвал заложничество «залогом спокойствия» (
Донесение начальника Оренбургской комиссии И. Неплюева Коллегии ин. дел о мерах, предпринятых в отношении хана Абулмамбета в связи с его намерением принять джунгарское подданство // КРО. Т. 1. № 105 (18.11.1742). С. 269–273.
Журнальная запись переговоров генерал-лейтенанта князя В. Урусова с представителями Малого и Среднего жузов во время их приезда в г. Оренбург для принятия присяги на подданство России // КРО. Т. 1. № 70 (19.08.1740). С. 134–168, здесь с. 160.
Султан Ералы восторженно рассказывал о большом количестве столового серебра при дворе и о фонтанах в Петергофе, где вода устремляла «многие воды, кои течение свое кверху имеют».