Выстрел мимо цели. Ричард Осман
прежде чем принять решение, – это отправить сообщение Майку.
Майк знает, над чем она работает. Не в подробностях – репортер должен хранить свои секреты, – но он знает, что это рискованно. Он всегда рядом, когда ей нужен, но бывают вещи, которые лучше делать одной.
Что бы ни случилось сегодня ночью, ей будет грустно оставлять Майка Вэгхорна за спиной. Он хороший друг. Добрый, веселый человек. За это его и любят телезрители.
Но Бетани мечтает о большем. Возможно, вот он, ее шанс. Опасный, но все же шанс.
Она пишет сообщение и нажимает кнопку «отправить». Сегодня он уже не ответит: слишком поздно. Наверное, это и к лучшему. Она представляет себе его голос: «Кто шлет СМС в десять вечера? Миллениалы и сексуальные извращенцы – вот кто!».
Ладно, поехали. Пришло время для Бетани крутануть Колесо Фортуны. Умрет ли она или будет жить?
Она наливает себе выпить и бросает последний взгляд на пулю.
Если честно, у нее вообще нет выбора.
Возможности ждать не будут.
Часть первая. За каждым углом – знакомые лица
Глава 1
– Мне не нужен макияж, – заявляет Рон.
Он сидит на стуле с прямой спинкой, поскольку Ибрагим сказал, что на телевидении сутулиться нельзя.
– Да неужели? – отвечает Полин Дженкинс, вытаскивая из сумочки кисточки и палетки.
Сегодня она его визажист. В Мозаичной[1] комнате Полин установила специальное зеркало, обрамленное лампочками, и от ее светло-вишневых сережек, раскачивающихся взад-вперед, отражается сияние.
Рон ощущает небольшой прилив адреналина. Оно и немудрено. Все-таки телевидение. Но где же остальные? Он сказал, что они могут прийти, «если захотят, конечно, а так – ничего особенного», но почувствует себя нехорошо, если они не явятся.
– Пусть снимают таким, какой я есть, – не сдается Рон. – Я заслужил это лицо, за ним целая история.
– История ужасов, простите, – говорит Полин, оценивающе глядя сначала на палетку, а затем на лицо Рона.
И посылает ему воздушный поцелуй.
– Не все должны быть красивыми, – продолжает гнуть свою линию Рон.
Друзья знают, что интервью начнется в четыре. Они же скоро придут, да?
– Это точно, касатик, – отвечает Полин. – И я не волшебница. Хотя помню тебя в далекие времена. Симпатичный ты был мерзавец, верно? Надеюсь, такие выражения тебя не смущают? – Рон хмыкает. – И меня, если честно. В них я как рыбка в воде. Ты всегда боролся за людей труда, верно? И воодушевлял народ на борьбу? – Полин открывает пудреницу. – Ты до сих пор во все это веришь? В то, что рабочие поднимутся?
Рон слегка отводит плечи назад, как бык, готовящийся выйти на арену.
– Верю ли я? Верю ли я в равенство? Верю ли во власть рабочих? Как тебя зовут?
– Полин, – отвечает Полин.
– Верю ли я в достоинство труда за справедливую плату, Полин? Больше чем когда-либо!
Полин кивает.
– Великолепно. Тогда заткнись на пять минут и дай сделать работу, за которую мне заплатят, – а именно: позволь напомнить зрителям программы «Вечерний Юго-Восток», какой ты у нас красавец.
Рон открывает рот, но не произносит ни слова, что для него необычно. Полин без лишних слов начинает наносить тональник.
– Тоже мне «достоинство»… Ну разве не великолепные у тебя глаза? Почти как у Че Гевары – при условии, если бы он работал в доках.
В отражении зеркала Рон наблюдает, как открывается дверь в Мозаичную комнату. Входит Джойс. Он знал, что она не подведет. И не в последнюю очередь потому, что ей известно: сюда скоро явится Майк Вэгхорн. И вообще, если честно, изначально это была ее идея. Она выбрала досье.
Рон видит на Джойс новый кардиган. В отношении одежды она неисправима.
– А ты говорил, что не будешь краситься, Рон, – замечает Джойс.
– Меня заставили, – жалуется Рон. – Это все Полин.
– Привет, Полин, – здоровается Джойс. – Смотрю, работы у вас невпроворот?
– Бывали лица и похуже, – отвечает Полин. – Когда-то я работала с жертвами несчастных случаев.
Дверь снова открывается. Входит оператор с камерой, за ним – звукооператор, затем мелькают седые волосы, раздается тихий шелест дорогого костюма, и доносится идеально мужественный, но при этом тонкий аромат Майка Вэгхорна. Рон видит, как Джойс краснеет. Он бы уже закатил глаза под веки, если бы на них не был нанесен тональный крем.
– Вижу, все в сборе, – замечает Майк с улыбкой столь же белой, как его волосы. – Меня зовут Майк Вэгхорн. Единственный, неповторимый, никем не заменимый и так далее.
– Рон Ричи, – представляется Рон.
– Тот самый, настоящий! – говорит Майк, хватая Рона за руку. – А вы ничуть не изменились.
Она же Пазловая.